СПРАВКА: Юлия Пересильд приехала в Москву из Пскова в 2002 году поступать в РАТИ-ГИТИС. Сегодня, в свои двадцать пять лет, она играет заметные роли на сценах Театра наций («Фигаро. События одного дня», «Снегири», «Рассказы Шукшина», «Шведская спичка»), Театра на Малой Бронной («Варшавская мелодия»). Снялась у таких режиссеров, как А. Учитель («Край»), А. Котт («Подсадной»), К.Серебренников («Короткое замыкание»), Д. Месхиев («Принцесса и нищий»), И.Зайцев («Есенин»). Из года в год выпускники и студенты актерских вузов бороздят коридоры киностудий, обивают пороги кабинетов. «Актерским кастингом не занимаемся» – вывешено недоброжелательное объявление на дверях многих киногрупп, находящихся на Киностудии им. Горького и «Мосфильме». Надежда на то, что принятые кастинг-директором актерские фотографии станут для них пропуском в большое кино, уменьшается с годами все сильней. Многие выпускники теряют надежду и прекращают хождение по коридорам либо совсем уходят в другую профессию. Юлия Пересильд, будучи студенткой, тоже отправилась на «Мосфильм» и тоже надеялась на удачу. Спросила ассистентку, можно ли оставить фотографии. «Вы у меня уже все вот где сидите! Если хотите, можете бросить их в угол», – указывая на гору снимков, грубо ответила ассистентка. Юлию охватила беспомощная злость: так воспитанные люди не разговаривают, а тем более с актерами, тонкими и ранимыми существами. И тогда она зареклась: «Буду сидеть голодная, но ходить по студиям больше не стану». Однако по иронии судьбы актриса и ассистентка снова встретились, но уже на съемочной площадке. – В Москву я впервые приехала, когда мне было 11 лет для участия в телевизионном конкурсе «Утренняя звезда». У нас в школе была музыкальная группа «Эквалайзер», где я и пела. Денег на дорогу не было. Чтобы хоть как-то заработать на билет, я в сопровождении моего учителя музыки ходила к местным «олигархам» и исполняла им песни. В итоге мы приехали на конкурс и даже прошли какие-то отборочные туры. А выбраться в Москву во второй раз я уже не смогла. Сейчас мне дико хочется петь в кино. Но меня почему-то не приглашают на такие роли, где нужно петь. Мои музыкальные способности развил мастер Олег Кудряшов: по его инициативе у нас было такое количество часов вокала и музыкальных предметов, которое в принципе в театральном вузе не дают. – Вам сразу удалось поступить в ГИТИС? – Не сразу. После окончания школы я думала поступать во МХАТ. Смешно вспоминать, но тогда мне казалось, что есть только один театральный вуз – МХАТ. А что идти в театральное училище? Я, из Пскова, с пятерками – и в училище? Мне представлялось это унизительным. И вот перед поступлением я написала письмо от руки в два листа на адрес МХАТа о том, что хочу поступать в этом году, и приложила свою фотографию, на которой я была изображена в роли Бабы-яги: грязное лицо, лохмотья – все дела. И самое интересное, что мне прислали ответ. Удивительно, но в конверте помимо бланка о вступительных экзаменах было и письмо от руки, в котором говорилось, чтобы обязательно приезжала поступать. Так как мне казалось, что я исключительно трагедийная актриса, то и к экзаменам выучила все трагическое: И.А. Бунин «Холодная осень», какое-то стихотворение Марины Цветаевой, басню чуть повеселее и романс. А я тогда еще была с такими красными щеками, с длинной косой. И на экзамен пришла в теплом свитере – о наряде вообще не думала: смотрят же на меня, а не на платье. Поступала я к Константину Аркадьевичу Райкину. Помню, когда читала что-то серьезное, комиссия стала смеяться. Меня это так задело… Даже хотела им сказать, что нет в них ничего человеческого. Потом меня попросили прочесть что-нибудь смешное. Я прочла. Затем спросили, могу ли я снять свитер. Это вообще меня оскорбило. Каждая их реплика задевала за живое. Я была уверена, что надо мной подшучивают. В общем, не поступила и, наверное, не могла поступить, потому что не было внутренней подготовки. После экзаменов ко мне подошел какой-то педагог и сказал, что я еще маленькая и обязательно должна поступать на следующий год. Конечно, тогда я не обратила на его слова никакого внимания, потому что была обижена на комиссию. Год проучилась в Псковском педагогическом институте на филологическом факультете. А потом поступала во все театральные вузы, в том числе и в ГИТИС. Туда, на актерское отделение режиссерского факультета, можно сказать, попала случайно. Одновременно шла запись на актерский и режиссерский факультеты, и когда прочитали мою фамилию, мне выбирать не пришлось. Незнакомый мне тогда Донатас Грудович взял меня за руку и потащил на режиссерский факультет, который набирал Олег Кудряшов. Я говорю: «Не хочу на режиссерский». А он мне: «Дура, молчи и иди». Помню, я начала что-то читать, а Олег Львович мне и говорит: «Успокойся, отдышись. Куда ты гонишь? Петь можешь?». Я говорю – могу. Он мне: «Что хочешь спеть?». Впервые за время экзаменов со мной кто-то начал разговаривать по-человечески. Тогда я не знала, поступлю или нет, но я поняла, что Олег Кудряшов – мой человек, я в правильном месте, поэтому в другие вузы не пошла. И, к счастью, поступила в ГИТИС. – Ваша первая работа в кино – сериал «Участок», где играли многие талантливые актеры: Нина Русланова, Семен Морозов, Татьяна Догилева, Сергей Безруков… Как вас пригласили на этот сериал? – В институте на первом курсе нам посоветовали встать на учет в актерскую базу «Мосфильма». И мы с подругой, Олей Николаевой, отправились на «Мосфильм». С собой у меня был любительский снимок, слова «портфолио» я тогда даже не знала. Идем по коридору, и вдруг ко мне подходит человек и спрашивает: «У вас есть фотография?». Я показываю ему фотографию. Он посмотрел, ухмыльнулся и говорит: «Пойдемте, я вас сфотографирую». Ну, думаю, началось то, о чем мне рассказывали об актерской профессии. Я говорю: «Никуда не пойду!». Страшно было – ничего же не знаешь. Сейчас думаю, что такое поведение скорее от провинциальной слабости – кстати, во время учебы в ГИТИСе Олег Кудряшов все-таки с меня эту псковскую спесь сбил. В итоге меня с трудом уговорили сфотографироваться. А этим фотографом оказался режиссер телесериала «Участок» Саша Баранов. Так началась моя первая работа в кино. В сериале снималось большое количество известных талантливых актеров. Не могу сказать, что было сложно. Как раз наоборот: я попала в некую теплицу, где чувствовала себя свободно. Наверное, так и должно быть. – А с какой картиной связаны тяжелые воспоминания? – С картиной «Принцесса и нищий» Дмитрия Месхиева. Это было на разрыв аорты. И мне кажется, все потому, что мы с Дмитрием Дмитриевичем не сразу друг друга почувствовали. А если актер с режиссером не совпадают во мнениях, то первому нужно включать голову и настойчиво, нагло, иногда со скандалом добиваться того, что он считает нужным. Иначе получается такой результат, как в «Принцессе и нищем». Я вообще эту свою работу не люблю. Здесь много провели надо мной экспериментов: например, покрасили волосы в красный цвет, потому что думали осветлять пленку. В итоге пленку не осветлили, а из меня сделали какое-то чучело. Тяжело было и из-за атмосферы на площадке. Есть актеры, которых необходимо сильно ругать, чтобы они хорошо играли. Вот со мной так не надо, потому я сама себе жесточайший критик. Мне нужно подсказывать, со мной можно договариваться, но обращаться ко мне: «Эй, корова, встань в кадр» – это вообще не мое. Только после съемок я поняла, что с Дмитрием Дмитриевичем мне нужно было общаться погрубее и высказать ему все, что я о нем думаю, в самом начале, а не под конец картины, как я это сделала. Как ни странно, сейчас я ему благодарна: после работы над этим фильмом у меня «выросли зубы». И все же для меня сегодня очень важно хорошее отношение ко мне режиссера и съемочной группы, важно общение друг с другом на площадке. Когда же не возникает этого ансамбля, я думаю, кино не получается. – Вы очень молодая актриса, а уже работаете с известными актерами. В частности, в театре – с Евгением Мироновым, о совместных проектах с которым многие только мечтают. Как началась эта работа? – Как-то сидели мы с девчонками в гримерке и готовились к студенческому спектаклю. И зашла речь о планах после окончания вуза, я тогда учились на 4 курсе. Я говорю: «Вот ни в один репертуарный театр не хочу. Поработать бы с Серебренниковым». Все девчонки: «Да-да». – «И с партнером бы нормальным – Мироновым». Я сказала это, а потом забыла. Окончила институт. Никаких интересных предложений по работе нет, даже непривычно, ведь у нас была такая активная студенческая жизнь – работали по 20 часов в сутки. Помню, сижу дома (здесь в Москве, на съемной квартире) и во второй или в третий раз пересматриваю «Изображая жертву» Кирилла Серебренникова. Думаю: кроме того, что хороший театральный режиссер, он и кино умеет снимать, и вообще – режиссер. В это время звонит телефон. И на том конце провода говорят, что со мной хочет встретиться Кирилл Серебренников. На следующий день мы встретились, как-то невнятно поговорили. Кирилл сказал, что он ставит спектакль «Figaro. События одного дня» и что на роль Сюзанны уже смотрел других актрис. Я спросила: «А кто Фигаро-то?». И он мне показал программку спектакля «Вишневый сад» Эймунтаса Някрошюса, в котором играл Евгений Миронов. – Миронов что ли? – спрашиваю. А он уклончиво отвечает: – Да, есть тут у нас один Фигаро. После этой встречи прошло недели две. И мне снова позвонили: «14 сентября мы вылетаем в Одессу». Даже проб не было. Я пришла в аэропорт, а там – Женя Миронов, Лия Ахеджакова, Авангард Леонтьев, Лена Морозова, Виталий Хаев. И началась работа в спектакле. Сначала было сложно, думаю, по моей вине. У меня был настолько большой пиетет перед этими людьми, что я зажалась и стала как деревянная. Первый месяц дурой себя чувствовала: текст разобрать не могу, ничего сыграть не могу, предлагала что-то свое, но не то. Думала: «Наверное, Кирилл Семенович пожалел, что меня взял». А когда ты начинаешь чувствовать, что ты плохой, все вокруг это тоже начинают чувствовать. Я видела, что актеры немножко на меня косо поглядывают. Знала, что и Женя уже на градусе находится. В такие моменты он говорил: «Масюлечка, ну послушай, масюлечка…». А потом я плюнула на все и стала делать только то, что они от меня просили. Сейчас я играю в Театре наций. Поскольку там нет труппы, – это такая вольная площадка. И как приглашенная артистка играю в Театре на Малой Бронной. Недавно там состоялась премьера спектакля «Варшавская мелодия», где я играю польку. – С Евгением Мироновым вы еще играете в спектакле «Рассказы Шукшина» Алвиса Херманиса. Сложно ли с ним работать? – Женя прекрасный партнер, и чтобы с ним работать, нужно хотя бы ему соответствовать. А это не так просто. Он очень избирательно подходит к людям и в работе требует выкладываться на 150%. Помимо всего прочего, он замечательный учитель. Если видит, что ты к чему-то стремишься, он тебе обязательно поможет. И мне он во многом помогает. Наше с ним сотрудничество длится уже 4 года, и дай Бог, чтобы оно не прервалось. Хотелось бы с ним сыграть в кино, но пока не получается. – После работ с профессиональными актерами в театре, наверное, сложно держать планку и в кино? – Да, конечно. И с фильмами сейчас какая-то проблема: такое ощущение, что картины создаются на потребу дня – снять и забыть. А хочется серьезных ролей. Мне присылают сценарии, и я вижу, что продюсеру все равно: я буду играть в картине или не я. Был такой проект «Варвара», где я должна была исполнять главную роль. На протяжении долгого времени, пока шли репетиции, режиссер неоднократно говорил мне о том, что не надо пока нигде сниматься. «Мы будем снимать русскую Жанну д'Арк». – «Хорошо». – «Обреешься налысо?» – «Обреюсь». Спустя какое-то время он же мне и говорит: «Снимаем в августе. На съемки продюсером отведено 30 дней». Я ему: «Чтобы снять русскую Жанну д'Арк, да и любую другую серьезную картину, 30 дней недостаточно. Давай найдем другого продюсера». В итоге мне позвонили и сказали, что вместо меня взяли Анну Снаткину. Ничего против нее я не имею, мы с ней дружим, но вот продюсерское кино я не понимаю. И почему я полгода не снималась, когда им все равно, кто будет играть главную роль?! Это вообще отсутствие всяких принципов, я считаю. Как серьезную свою работу могу выделить фильм Алексея Учителя «Край» с Владимиром Машковым в главной роли. Сразу скажу, у нас с ним не было романа и он не делал никакой пластической операции ради меня, как писали в газетах. Картина снималась год, за это время было миллион сложностей, но работалось хорошо. – А вы готовы сниматься за небольшие гонорары в кино, которое вам интересно? – Да, как раз недавно я снялась в фильме «Подсадной» Александра Котта. По формату это tv-movie (телефильм). Снимали его на пленку, из-за чего были урезаны зарплаты актеров. Рабочие смены длились по шестнадцать часов при двенадцати часовой норме. Будем надеяться, что получится неплохое кино, потому что сценарий интересный. Сейчас, если хочешь искусства, – снимайся бесплатно, а если хочешь денег – работай в сериалах. Но сериал сериалу тоже рознь. Я говорю о «мыле». – Как удалось избежать «мыльных» сериалов? – Продолжительное время у меня были съемки за границей: сначала в Азербайджане, а потом в Болгарии. В Азербайджане сейчас вообще нет кино. Фильм «Гала» (в переводе «Крепость») Шамиля Наджафзаде был одним из первых самостоятельных республиканских проектов. И как оказалось, удачным: фильм объездил много фестивалей. Съемки проходили высоко в горах, в деревне План Кедабекского района. Там местные жители боятся белых людей, поэтому меня просили одной не гулять по улице, чтобы их не пугать. Вообще, было интересно погрузиться в другую культуру, выучить язык, ведь в картине я говорю и на азербайджанском, и на русском. А в Болгарии, в картине «Похищение» режиссера Пламена Масларова, – только на болгарском. Меня даже не переозвучивали. Когда снимаешься в другой стране, присутствует момент закрытого пространства, в хорошем смысле – тебя ничто не отвлекает, от этого и результат получается лучше. Как они обо мне узнали, сейчас точно не скажу. Кажется, увидели меня в фильме «Невеста», его часто показывают по телевизору. – Хотелось бы продолжить работу с режиссерами из других стран? Может быть, собираетесь насовсем уехать заграницу? – Я бы хотела поработать в Германии: во-первых, там интересные и кино, и театр, а во-вторых, я неплохо знаю немецкий язык. Одно время даже думала перебраться туда жить. Но теперь понимаю, что никому мы там не нужны, а то все бы уехали. К тому же жить с чужим языком, я думаю, невозможно, я бы не смогла. Да и устроены мы по-другому. Мы привыкли нарушать, хамить, ругаться, можем беспардонно завалиться к кому-нибудь в гости или позвонить и сказать: «Слушай, я так есть хочу. Можно я приду к тебе поем?». Это уже заложено в наших корнях. А в Германии такое невозможно. Думаю, там будем скучать по некой «свободе» поведения. Хотя иногда меня это раздражает. Поэтому идеальный вариант: не сидеть на одном месте, а больше ездить и работать с режиссерами других стран.