Водные страсти по «Дяде Ване»
Театр Наций открыл сезон нетипичной для себя премьерой — «Дядя Ваня» в постановке француза Стефана Брауншвейга имеет весьма традиционный формат. Что сегодня практически для любой труппы — зона риска и тест на игру высшего пилотажа. С премьерного показа — обозреватель «МК».

«Дядю Ваню» дают в рамках фестиваля «Черешневый лес», поэтому публика здесь респектабельная: в партере — люди бизнеса и с верхних этажей власти. Публика попроще занимает последние ряды амфитеатра и балконы: билеты здесь в разы дешевле. По центру зала в пятом ряду — герои минувшего уик-энда — пара Собчак—Богомолов. Молодожены по-свойски болтают с соседями — бывшим пресс-секретарем председателя правительства, а ныне служащей крупного банка Натальей Тимаковой и ее супругом Александром Будбергом. Но надо отдать должное публике: и намека на ажиотаж или пристальное внимание к новобрачным в зале не наблюдается: ни селфи тебе на фоне двух К, ни подходов к ручке — тут вам не светская вечеринка.

Надо сказать, что Стефан Брауншвейг, приглашенный в Москву на постановку, возглавляет театр «Одеон» в Париже. У себя на родине он уже поставил чеховские «Три сестры» и «Вишневый сад». А вот «Дядя Ваня» вообще его первая постановка в России, и к этой работе, по словам режиссера, он шел едва ли не тридцать лет. О чем это говорит? Текст, текст и еще раз текст Антона нашего Павловича Чехова изучен вдоль и поперек, прочитан и зачитан до дыр. И такой подход к литературному источнику не допустит нахального радикализма, дешевой спекуляции. Чехов без купюр, бережный, буквальный. Хорошо это или плохо сегодня — увидим.

Эффектная декорация (сценография самого режиссера) обозначает главную мысль постановщика, которую он, собственно, и озвучил еще на старте: экология, которая волнует мир, — ключ к Чехову. Поэтому полусфера с планшета почти до колосников отсекает глубину сцены, оставляя действие практически на авансцене. Полусфера состоит из нешироких деревянных панелей и накатанного между ними фото хвойного леса, снятого в режиме «панорама»: лес довольно редкий, а в просветах — голубое небо. По центру — деревянная же круглая емкость с водой (для бассейна маловата, для бочки — великовата), в которой время от времени освежаются все, кроме старой няньки Марины. Водные процедуры в первом акте перейдут в водные страсти по Чехову во втором.

Пляжные лежаки на деревянных помостах рядом с водной емкостью и костюмы героев (художник по подбору Анна Хрусталева) не несут печати времени — что-то из прошлой жизни, как костюм няньки, но бермуды Вафли, дорогая сумочка Елены Андреевны, как и ее костюм, уж точно из нынешней. Впрочем, стиль оформления — минус нарочитость, яркость, во всем, можно сказать, пастель.
Озабоченность режиссера проблемами экологии, где Россия явно не ходит в лидерах, и выводит доктора Астрова на первый план. Можно только удивляться смелости режиссера, который не испугался так расставить акценты, чтобы социально значимая проблематика, озвученная чеховским персонажем, прозвучала не в проброс, уступая дорогу личной драме всех и каждого.

Но в конце концов «Дядя Ваня» — это не «Иранская конференция» (шумный спектакль прошлого сезона в Театре Наций), где в фокусе социальные проблемы. Для публики у Чехова важнее другое — отношения между людьми, родными и чужими, невидимые связи, мотивации, приводящие этих людей к поступкам, после которых фраза «пропала жизнь» звучит как приговор.

И вот этим невидимым связям/рефлексиям/межличностному как нельзя лучше подходит традиционный формат постановки, который значительно опаснее трактовок радикальных. Здесь мастерство актера в конце концов решает все. И звездный состав тут не всегда может гарантировать истинный ансамбль, его общее дыхание. Когда не слово, а интонация, не крик, а вздох и то, чему вообще нет определения, нужно сыграть. И что персонажей сделает настолько живыми, где перепутается граница между хорошим и плохим в них, высоким и низким. В этом смысле «Дядя Ваня» хорош пока отдельными сценами, где дыхание преобладает над техничностью исполнения.

Особенно запомнился финал: мизансцена как графика — Соня (Надежда Лумпова) и Иван Петрович (Евгений Миронов) по очереди устало кладут голову на колени друг другу: «Мы отдохнем, дядя Ваня. Мы увидим небо в алмазах…» Чеховские фразы уже как идиомы, но монолог Сони так прост и так прекрасно заземлен — в нем только осознание безнадежности своей доли в этом мире. Работа Надежды Лумповой глубокая и сильная, хотя в рекламных материалах актриса, отнюдь не дебютантка, обозначена всего лишь как «другие» среди звезд. А она, может быть, без пяти минут звезда.

Состояние «на краю» и у дяди Вани, так странно по воле французского режиссера проживающего свою жизнь. Легкий цинизм пляжного хиппи в первом акте сменится отчаянием и смирением во втором. Прекрасна нянька Нины Гуляевой в своих хлопотливых причитаниях — сказывается школа старого МХТ, да и простак Вафля в бермудах и с гитаркой (Дмитрий Журавлев) трогателен. Астров благодаря игре Анатолия Белого весьма убедителен в своих экологических чаяниях, прямо как на научной конференции излагает ситуацию: действительно вырубают, леса гибнут… Только слушателям его это по барабану, каждый озабочен своим: профессор Серебряков (Виктор Вержбицкий) — подагрой (и только?), жена его Елена Андреевна (Юлия Пересильд, в другом составе Елизавета Боярская) — точно не подагрой мужа. В общем, почти все звезды, все стараются — главное, чтобы теперь звезды в «Дяде Ване» сошлись.