На сцене Театра Моссовета Андрий Жолдак и Мария Миронова представили на суд публики свою постановку „Кармен. Исход”. Массовый исход половины зрителей из зала прямо во время действия не помешала другой части, среди которой была и МАРИНА
Скандал как двигатель прогресса — такой девиз мог бы написать Андрий Жолдак над входом в свой театр, если б таковой у него был. Изгнанный с украинской сцены за чрезмерную страсть к новаторству, режиссер давно и успешно работает на Западе, в Берлине, но у нас его
Он разочаровал тех, кто надеялся увидеть на сцене новеллу Проспера Мериме или хотя бы услышать музыку Бизе, он обманул тех, кто ждал от спектакля испанского колорита. Режиссер остался верен не букве, но сути образа, поэтому его Кармен — Мария Миронова получилась такой настоящей, живой и страстной. Да и сам Андрий Жолдак подобен Везувию: он бурлит, клокочет и выбрасывает на подмостки столько идей в минуту, что зрителю трудно уследить за всем разом. Возвышенная Casta Diva сменяется агрессивным роком, а натуралистические сцены — фантастическим сном Кармен в духе компьютерной „стрелялки”. Андрий Жолдак и раньше использовал в своих работах видео, но в его новом спектакле на экраны перенесена примерно треть действия. И надо сказать, лучшие моменты, в которых действительно угадывается силуэт шедевра, проявляются именно там.
Но неправы те, кто советует господину Жолдаку перестать морочить голову театру и честно переключиться на кино. Прелесть его видеозарисовок (снятых, кстати, гениальным оператором Алексеем Федоровым, много работавшим с Александром Сокуровым) в том, что их действие происходит здесь и сейчас. И даже если на самом деле перед нами запись, ее соседство с фрагментами прямой трансляция происходящего на сцене создает поразительную иллюзию присутствия.
Например, история знакомства проститутки Кармен и милиционера Хосе снималась вообще за пределами театра: на улицах, в гостинице, в машине. И жанр документального кино тут оказался весьма уместен. Сцена, когда влюбленные с мигалками мчат по ночному городу и Мария Миронова, высунувшись по пояс из люка машины, кричит: „Я люблю Хосе! Я люблю жизнь! Я люблю Москву!” — одна из самых эмоционально сильных в спектакле.
Пытаясь избавиться от неизбежной на сцене условности, укрупненности актерского существования, дурной театральщины, режиссер то и дело прячет своих героев в большие картонные ящики и следит за ними с помощью камеры. Кроме эффекта подглядывания, который неизменно интригует зрителя, этот прием дает возможность показать потрясающие крупные планы. Лицо Марии Мироновой — которая нервно курит, глядя на заработанные доллары, а потом в буквальном смысле задыхается в своей трудовой коробке,- способно рассказать об этой Кармен больше, чем любые пламенные монологи.
Андрий Жолдак вообще не доверяет словам. Вместо праздничного тоста его герои могут выдать тираду, состоящую из бессмысленного набора цифр, а объясняться в любви с помощью нот. На первый взгляд кажется, что режиссер профанирует все, к чему прикасается. Но под его стебом и издевательствами над дежурными фразами и расхожими штампами скрывается живое искреннее чувство. Таких красивых, нежных и целомудренных любовных дуэтов, как у этого
Вспомнить хотя бы смешной и трогательный танец постаревших Хосе и Кармен. Да, режиссер дает возможность героям дожить до преклонных лет и провести остаток жизни в кругу детей и внуков. Это и есть исход, заявленный в названии спектакля. А все остальное — лишь воспоминания любовников о минувшей молодости. Такой временной кульбит призван проиллюстрировать мысль, что феномен Кармен вечен и ее история повторяется во все времена. В разгар родственного застолья приходит известие, что в соседнем доме выбросился из окна мужчина —