Музыкальный перформанс Владислава Наставшева в Новом пространстве Театра Наций – “Я говорю, что люблю тебя” с подзаголовком-пояснением жанра “медленные танцы” – многое объясняет в личности и творчестве режиссера из Латвии, за последние годы ставшего в Москве своим.

Владислав Наставшев – человек-творчество, недаром в большинстве своих постановок он выступает в триединстве “режиссер-сценограф-композитор”. Только в “Гоголь-центре” сейчас в репертуаре три спектакля (“Митина любовь” по Ивану Бунину, “Без страха” по мотивам фильма “Страх съедает душу” Райнера Вернера Фассбиндера и “Кузмин. Форель разбивает лед” по поэзии Михаила Кузмина), где фамилия Наставшева фигурирует в программке в трех строках подряд. В тех же ипостасях он представал и в спектакле “Медея” по Еврипиду и Иосифу Бродскому, после нескольких показов в Москве вынужденно перекочевавшем с Малой сцены “Гоголь-центра” на подмостки Рижского русского театра имени Михаила Чехова.

В показанном в мае концерте-перформансе на первый план выдвинулись композиторские и исполнительские дарования Владислава Наставшева (актерское образование у него тоже имеется – окончил Мастерскую Льва Додина в СПбГАТИ).

В погруженном в полумрак зале с кирпичными стенами слегка подсвечена небольшая импровизированная эстрада, а зрители рассаживаются на расставленные по периметру разнокалиберные стулья. Задумано, что оставшийся свободным прямоугольник, сознательно покрытый простецким и местами вздыбившимся линолеумом, будет использоваться как танцпол. Публику ждет дюжина песен, знакомых и не очень, от известных благодаря Леониду Утесову “Дорогие мои москвичи” и Марку Бернесу “С чего начинается родина” до “Остановите музыку”, кем только не исполнявшейся. Объединяет эти песни происхождение – советская эпоха, которую худо-бедно успел застать сорокалетний Владислав Наставшев, музыка в его собственной аранжировке и утрированная, на грани пародии, меланхоличность подачи. Не случайно, наверное, завершающая песня носит название “Не спеши”.

С самого начала – а песню с рефреном “До свидания, дорогие москвичи” любой шаблонно мыслящий человек приберег бы для финала (хотя для затравки вечернего мероприятия строки “День прошел, скоро ночь. / Вы наверно устали” тоже вполне уместны) – вертится мысль о том, какая необычная индивидуальность перед нами и какой смелый образ предложен. В нем, этом белобрысом человеке в темных очках, пытающемся публично разобраться, как звучит ушедшая и уже подвыцветшая эпоха, остро ощутим излом столь чтимого им Серебряного века. Его вокал тяготеет к контратеноровому диапазону и сопровождается петрушечной жестикуляцией, вплоть до отчаянных и комичных взмахов руками и по-детски азартных ритмичных подпрыгиваний (между песнями исполнитель бросает отрывистые реплики глухим голосом). Изрядный дуракавалятель Арлекин, на чью долю выпало трагическое мироощущение Пьеро: лирический герой Наставшева явно чует вселенский экзистенциальный холод, ощущает его морозное покалывание. Отсюда, вероятно, все эти нервические подергивания, не лишенные, впрочем, оттенка самоиронии. Бледное лицо и белить не надо – оно и так легко ассоциируется с воздыхателем из комедии дель арте, превратившимся на эстраде в ранимого очкарика-блондина. В нем и его песенках на вычурную музыку в исполнении двух музыкантов “Гоголь-центра” (Дмитрий Жук и Андрей Поляков/Владимир Юрасов) переплелось все самое значимое из “Романса Коломбины”, здесь, однако, не звучащего: “Мой Арлекин чуть-чуть мудрец, / так мало говорит, / мой Арлекин чуть-чуть хитрец, / хотя простак на вид, / ах, Арлекину моему / успех и слава ни к чему, одна любовь ему нужна…” (поэма “Шествие” Иосифа Бродского).

Публика явно изумляется этому инопланетному пришельцу (а он признается: “я дорожу своим местом на обочине”), перепевающему старые песни на совершенно иной – вне музыкальных традиций – декадентский лад. Кто-то из зрителей даже решается шагнуть на танцпол. Но мелодии Владислава Наставшева требуют особой виртуозности медленного танца, поэтому темные пары порой просто застывают посреди площадки и внимательно слушают и смотрят, забывая вернуться на место.

Свою ретроэкспедицию в песенную стихию середины XX века сам путешественник объясняет так: “Мне эти песни нравятся, нравятся люди, как те, которые их пели, так и те, которые их когда-то слушали”.