Пьеса “Разбитый кувшин” Генриха фон Клейста родилась из шутливого соревнования трех друзей по поводу гравюры “Судья, или Разбитый кувшин”: один должен был написать сатиру, другой – рассказ, а Клейсту досталась сценка, которая позже превратилась в одну из культовых немецкоязычных комедий. Тимофей Кулябин повторил с ней в Театре Наций операцию, которую проделывал и с другими классическими пьесами: извлек сюжет из контекста “родного” времени (тем более, что коррумпированный судья – персонаж, похоже, вечный и свой в любой стране) и поместил в матрицу другой эпохи. Сюжет в таких случаях, как предполагается, выходит “из зоны комфорта”, вступает в бурную реакцию с новым контекстом, проходит проверку на прочность и актуальность и вообще всячески взбадривается.

Режиссер, кажется, впервые обратился к будущему. Не столь отдаленному – его черты явно видны в зеркале настоящего, в котором прослеживаются то черты антиутопии, то провокативной игры с расхожими штампами об очередном закате Европы. Перед нами – европейское захолустье времен полураспада Европейского Союза, новая карта которого займет внимание зрителя до начала спектакля. Некоторых стран на ней нет, другие расколоты, как кувшин Марты, иные обозначены как вышедшие из Евросоюза. Но инспектор с ревизией судов здесь приедет не из Утрехта (как у Клейста), а из самого Брюсселя – штаб-квартира расколотого Евросоюза еще остается на прежнем месте.

Судейская горница – безликий участок – ранним утром представляет собой печальное зрелище. За окном валит мокрый снег, по залу между пустыми бутылками и прочими свидетельствами вчерашней попойки бродит курица, служанка в хиджабе вяло прибирается, бойко треща по телефону (Елизавета Юрьева выучила внушительный кусок арабского текста) – она быстро освоилась и быстро научилась презирать этот новый мир Европы, пресный и бесстыжий, навсегда для нее чужой. Да и как не презирать его, если хозяин, судья (Виталий Коваленко), храпит, завернувшись во флаг, и никакими ароматизаторами не перешибить запах его грязного белья. Его помощник (Олег Савцов) – молодой карьерист с жеманными жестами, терпеливо сносящий и пинки под зад, и запах, и мелкие унижения, – строит карьеру на разложении начальника.

Будущее войдет в это богом забытое присутственное место в виде инспектора Вальтера (Ингеборга Дапкунайте) – человек-функция без пола и возраста, кристально честный чиновник-робот без вредных привычек и, как кажется, вообще без лица, без собственного тембра (металлическая подзвучка множит этот треснувший голос на несколько голосов), без индивидуальности (безопасное “мы” вместо личного “я”). Ревизор прибывает вовремя – пустячное дело о разбитом кувшине оборачивается делом об абьюзе, шантаже и превышении должностных полномочий, вскрывая нешуточный нарыв.

У Тимофея Кулябина точно и подробно разработаны характеры: бой-баба Марта (Марианна Шульц), которая никогда своего не упустит, ее дочь Ева (Серафима Красникова) – тихоня, в которой постепенно зреет бунт против ревности жениха, самодурства матери и в конечном итоге, против навязанной ей роли страдалицы, жених Рупрехт (Рустам Ахмадеев) – нелюбимый сын, нелепый переросток, скрывающий свою ранимость и беззащитность под диковатым видом сельского рокера. Есть еще дородная бойкая Бригитта (Анна Галинова), с азартом сующая нос в чужие дела, – настолько гротескная и чрезмерная, что горшок с вонючим “вещдоком”, собранным по следам посещения ночного вора девичьей чести, смотрится в ее руках вполне уместно. И конечно же, сам судья Адам, путающий карты следствию, живчик и пакостник, привыкший проворачивать и не такие делишки в роли вершителя местных судеб и до последнего не понимающий, почему вдруг что-то пошло не так и удача отвернулась от него. Но правила игры, антураж и портреты игроков настолько тщательно прописаны, что сама игра уже не таит в себе неожиданностей… вплоть до финала, в котором режиссер буквально взрывает сюжет.

На глазах изумленного инспектора Вальтера, приехавшего сеять если не доброе-вечное, то хотя бы разумное и законное, собравшиеся вершат самосуд над опостылевшим местным царьком-судьей. Каждый норовит пырнуть его ножом так, чтобы выместить именно свою обиду. Каждый готов быть повязанным этой пролитой грязной кровью и повязать заодно заезжего инспектора – ему предлагается написать в отчете, что судья сбежал, и закрыть глаза на самосуд. Дикий и радостный бунт обиженных имеет свою причину, но их “правота” – крутая ступенька вверх по лестнице, ведущей вниз, к деградации.

Ольга ФУКС