В спектакле Театра наций «Жанна» по пьесе Ярославы Пулинович актрисе Ингеборге Дапкунайте удается совместить доходчивость сериалов с настоящим драматизмом.

Фабула пьесы «Дальше будет новый день», которая стала «Жанной», была адаптирована по просьбе режиссера Ильи Ротенберга и обрела более жесткий финал. Владелица сети продуктовых магазинов «Вкуснятина» Жанна (Ингеборга Дапкунайте) теряет молодого любовника, который уходит от нее к юной беременной пассии (Надежда Лумпова), мстит ему, отрезая все пути к существованию, а в финале и вовсе собирается лишить юных родителей родительских прав.

Такие сюжеты легко разворачиваются в сериал. Например, так и просятся быть дописанными сюжетные линии двух услужливых подчиненных Жанночки Георгиевны (Анна Гусарова и Екатерина Щанкина), явившихся, как на работу, на ее девичник с баней и стриптизерами (шарж на корпоративчик в сплоченном женском коллективе). Спектакль Ильи Ротенберга щедр на трагикомические зрительские радости, лучшая из которых — сцена встречи Жанны с давним партнером по бизнесу (Андрей Фомин): приготовившаяся взять женский реванш светская львица вынуждена выслушивать пьяные излияния ровесника про любимицу младшую дочь, которую вдруг родила ему приевшаяся жена.

Так Ротенберг прописывает «новую драму» по ведомству «хорошо сделанной пьесы».

И та и другая предлагают зрителю хрестоматию социальных типажей. На смену пионерам российского дикого рынка пришло хилое и инфантильное поколение их детей — клерков, мальчиков-девочек по вызову, менеджеров по продажам, студенток липовых вузов. В них нет напора, смекалки, энергии отцов, достойной цели, но нет и той волчьей хватки и умения жить «по понятиям», с которой человек никогда не будет счастлив. Жутковатый финал «Жанны» можно считать открытым: Жанне, готовой прикупить себе ребенка, и непутевым родителям предстоит жесткая схватка за новорожденного — читай, за будущее.

Но главная приманка этого спектакля, конечно, Ингеборга Дапкунайте. Ее героиня уже вступила в полосу того неопределенного возраста, когда «замуж поздно, сдохнуть рано». И Дапкунайте легко примеряет на себя образ этой self-made woman из поколения, на юность которого пришлось становление российского капитализма. В ее отделанной черным мрамором квартире-склепе (художница Полина Гришина) важное место занимает, разумеется, кровать для любовных утех, которые она может позволить себе купить. Но кровать без белья легко превращается в дорогое надгробие отца — так прошлое, как радиоактивный могильник, отравляет настоящее и будущее.

То ли формат малой сцены, то ли (скорее всего) органика актрисы все время напоминают о киношном крупном плане. Ее лицо, ее способность враз окаменеть, превратившись из проказливой девчонки, что предвкушает заслуженное удовольствие, в подкошенную очередным ударом судьбы, но не привыкшую сдаваться железную леди, втягивает как эмоциональная воронка.

Конечно, предлагаемые обстоятельства ей достались прозаичные до отвращения: тяжелое детство, предательство отца, путь из грязи в князи (правда, «княжество» уж очень сомнительное), пару тысяч долларов в залог за урюпинские макароны и «американские» к ним наклейки (такова была первая сделка). Ярослава Пулинович как будто нарочно собирает клише российской социальной драмы. Но у Ингеборги Дапкунайте из них вырастет филигранно отточенная мощная роль, предлагающая зрителям сложную смесь из отторжения и сочувствия.