Вопреки установившейся в Москве моде на бродвейский мюзикл Театр Наций решил напомнить публике о мощной традиции советской оперетты. «Женихи» Дунаевского в постановке Никиты Гриншпуна не обманули ожиданий и оказались вполне самобытным продуктом. Пять лет назад выпускник гитисовской мастерской Олега Кудряшова Никита Гриншпун отметился блестящим режиссерским дебютом в Театре Наций — спектаклем «Шведская спичка» по Чехову, после чего неожиданно для всех покинул столичную орбиту и уехал главрежем на Сахалин. «Женихи» — его первая работа в Москве после добровольной сахалинской ссылки. И нет сомнений, что он вместе с художником Зиновием Марголиным и актерской командой «кудряшей» вновь добился победы. Гриншпун выпустил веселый и яркий спектакль, внятно отличимый от общего театрального ландшафта и вместе с тем по всем признакам глубоко укорененный в отечественной традиции. Удивляться, что Гриншпун выбрал для постановки именно оперетку, не приходится, если вспомнить, что его отец и дед были (каждый в свое время) отличными режиссерами, немало сделавшими для Одесского театра музкомедии. Но «Женихи» отсылают нас не только к опереточной, но и к театральной традиции. Как и в «Шведской спичке», где «кудряши» сильно смахивали на выпускников мейерхольдовской Фабрики эксцентрического актера, Гриншпун снова напоминает публике о том, что такое театральная биомеханика и с чем ее едят. Первые же минуты «Женихов» впрямую отсылают к фильму Григория Александрова «Веселые ребята», снятого в 1934 г., т.е. всего семь лет спустя после премьеры оперетты Дунаевского. Балалаечники теснят струнные, а медные духовые устраивают азартное музыкальное состязание с деревянными, надвигаясь друг на друга. «Веселые ребята», к которым, кстати, приложил руку все тот же Дунаевский, — это, пожалуй, наиболее яркий фильм Александрова, где он показал себя как верный адепт биомеханической школы Мейерхольда. Гриншпун с Марголиным решили выкатить на сцену огромный гроб, который вскоре будет со всех сторон облеплен сомнительными женихами, добивающимися благосклонности новоиспеченной веселой вдовы (Юлия Пересильд). Гроб, в котором находится какой-то важный партиец, бывший при жизни жуликом и благодаря этому скопивший хороших деньжат, постоянно пребывает в движении, так и норовя задавить то музыкантов, то актеров. Видимо, благодаря этому у «кудряшей» получилось весьма верткое зрелище, не дающее зрителю заскучать ни на секунду. Почти такое же хулиганское, как «Веселые ребята». Актеры отлично владеют всеми инструментами (Пересильд, говорят, специально для «Женихов» обучалась игре на виолончели), а музыканты, наоборот, проявляют чудеса артистизма. Если что-то и смущает в этом спектакле, то лишь самая малость. Дело в том, что советская оперетта, создававшаяся во времена нэповского угара, всегда реагировала на то, что происходит за окном. Какая же оперетка да без злобы дня? Гриншпун виртуозно осваивает старые формы, но не от хорошей жизни пользуется материалом, который смотрится сегодня во многом устаревшим. Реалии «Женихов» кажутся зрителю чужими, и масса шуток не прочитывается. Впрочем, это камень не совсем в огород режиссера. Просто нет у нас сегодня ни сатиры как таковой, ни сатирических музыкальных комедий. Что поделаешь, жизнь такая.