«Театр чудес». Интермедии Мигеля де Сервантеса Сааведры
Театр Наций
Режиссер Денис Бокурадзе, художник Александра Денисова

Когда режиссер Денис Бокурадзе предложил для своей первой постановки в Театре Наций короткие пьесы-интермедии Мигеля де Сервантеса, только не знакомый с творчеством режиссера новокуйбышевского театра «Грань» не связал это решение с его же спектаклем «Корабль дураков». Правда, тот был сделан на основе средневековых французских фарсов. Сервантес же — ярко выраженный Ренессанс. Но сознание спешит спрессовать в один массив стоящие встык эпохи. Подумаешь, ХIV век или XVI, когда все равно — маски, комедия положений, нравоучительные истории.

А вот — не подумаешь. Между простодушными и грубыми средневековыми фарсами и тонкой, насыщенной умной рефлексией драматургией автора «Дон Кихота» пролегает весьма существенная дистанция. Спектакль Театра Наций включает три пьески. «Бдительный страж» — о соперничестве между бедным солдатом и сакристаном, претендующими на руку судомойки Кристины; «Судья по бракоразводным делам» — история о том, как судья выслушивал взаимные жалобы жен и мужей; «Театр чудес», давший название всему спектаклю, — нечто вроде истории «голого короля», когда площадные актеры-жулики дурачат почтенную публику, заставляя ее видеть то, чего нет. В общем, конечно, интермедии Сервантеса вполне могли просто развлекать публику незамысловатыми поучительными сюжетами, что, вероятнее всего, и делали. А все же написаны они, по сравнению с фарсами, слишком умно и изысканно, простодушия и грубости, рассчитанной на прямой площадной эффект, в них маловато.

Именно последнее обстоятельство усложнило Денису Бокурадзе задачу, и, затевая нечто в духе своего шедеврального «Корабля дураков», он не мог этого не осознавать. Вероятно, поэтому те театральная свобода и легкость, что пленяли во французских фарсах, в «Театре чудес» появились у него только где-то к середине второй интермедии. «Бдительный» же «страж» увяз в серьезе, в какой то прямо таки гамлетовской тоске. Тут стоит заметить в сторону, что прямые и зачастую скабрезные фарсы в театре «Грань» тоже были окрашены в нежные пастельные тона, что сокрушительное смешное постепенно складывалось на сцене в печально философское: как беспомощны и глупы человеки перед силой судьбы. Однако сам материал был проще и не подвел. С Сервантесом же этот номер пошел труднее.

Режиссер и художник Александра Денисова помещают действие в некое вселенское пространство «черного кабинета» с дверными и оконными проемами, в которых появляются колоритные фигуры и физиономии персонажей. Миманс со сложнейшей партитурой движений, которую придумал хореограф Иван Естегнеев, играет в спектакле едва ли не главную роль. По сцене беспрестанно движутся некие слуги просцениума, которых исполняют те же актеры, что играют главных героев, и это движение, окрашенное самыми разными эмоциями, становится метафорой людского толковища. Заодно, конечно, и посылает привет старому театру масок, тем более что и герои часто появляются в масках, замечательно придуманных художником Алисой Якиманской. Хороши и костюмы Елены Соловьевой — все в черной гамме, но самого разнообразного, слегка утрированного в деталях покроя. Бокурадзе привел в Театр Наций всю свою проверенную и слаженную постановочную команду, в том числе и композитора Арсения Плаксина, чьи тонкие современные джазовые композиции составляют со стилизованным «старинным» действом чудесный контраст. В общем, чисто эстетская прелесть этого спектакля совершенно очевидна.

Однако несчастный солдат, сторожащий свою возлюбленную посудомойку, которая в результате выбирает в мужья другого, так мучительно долго и так многозначительно печально стоит на сцене столбом, что тоска посещает зрителя задолго до грустного финала. Нет, конечно, кроме смеха, этот страж любви должен и вызвать сочувствие, и навести на мысль о том, как человек предполагает, а Бог располагает. Но все же слишком многие театральные знания умножают зрительские скорби. Действие досадно буксует и тяжелеет прямо на глазах.

Зато в «Судье по бракоразводным процессам» супружеские пары корчат такие замечательные рожи, что прием театра масок наконец оправдывает себя. Мгновенный оскал сварливой жены, циничная усмешка мужа-ловеласа, каменное лицо навеки обиженной, судья, уставший от глупых людских притязаний и обессиленной тряпичной куклой висящий в оконном проеме, — вот они, психологически точные мгновения, сопутствующие актеру в хорошем масочном театре. Сама «бродячая» история о судье, попавшая спустя века в брехтовский «Кавказский меловой круг», кажется, и сыграна в том же ключе, что игралась в знаменитом спектакле Роберта Стуруа. Вживую Денис Бокурадзе почти наверняка спектакля не видел, но, вероятно, на уровне генетического кода постоянно сплавляет откровенное представление и острую метафору с тончайшей психологией. Блистательно сделал это в фарсовом «Корабле дураков», вот и в лучшие мгновения «Театра чудес» — продолжил.

А собственно сам «Театр чудес», то есть третья пьеса, при всей своей эстетской отстраненности от насущных проблем сегодняшнего дня, звучит даже злободневно. Там бродячие актеры показывают некие «чудеса», объявляя, что их может увидеть только особа чистых кровей и христианского вероисповедания. И вот не видящие ни черта представители местной власти, среди которой выделяется «Губернаторе», клянутся, что узрели нечто совершенно невероятное. Метафорическая суета слуг просцениума при этом достигает апогея, темп действия становится стремительным. Появляется драйв, которого обидно не хватало прежде. Меланхоличный джаз Плаксина с новой силой оттеняет смехотворную печаль мирской суеты. Испуганное вранье власти предержащей вызывает здоровый смех в зрительном зале, на что старик Сервантес, в сущности, и был, сочиняя свои пьески, нацелен.

Этот спектакль со всеми его недостатками и достоинствами, несомненно, украсил разнообразный в стилевом отношении репертуар Театра Наций. Спектакль стильный, постановочная культура его высока. Актерские работы (назовем всех: Елена Горина, Рустам Ахмадеев, Андрей Фомин, Даниил Рассомахин, Павел Рассомахин, Алексей Калинин, Анна Гусарова, Анна Рудь, Георгий Иобадзе, Анна Телицина) сложны и скрупулезно прописаны. А лишние скорби? Они, как и водится, — от многих знаний.