Звездная постановка переносит действие в наше время, но оставляет во Франции/

Мрачный, пугающий, реалистичный «Тартюф» в Театре наций — это совсем не то, к чему мы привыкли даже в самых лучших интерпретациях пьесы Мольера у Любимова, Эфроса или Мирзоева. В постановке Евгения Писарева всё болезненно серьезно, и хотя фарсовость оригинала здесь сохранена, спектакль делает многое, чтобы зрителю стало не по себе. На все спектакли начиная с премьеры 18 декабря билеты давно проданы, и всё идет к тому, что новый «Тартюф» станет важнейшим хитом сезона.

«Тартюф» идет в Театре наций

Поразительно, но с середины XVII века, когда бы ни ставился «Тартюф» Мольера, это всегда заставляло говорить, что — ну конечно, сейчас и есть подлинная эпоха тартюфов. И опять же всегда это было правдой. Но как подступиться к материалу, который вечно актуален и в то же время знаком до боли со школьной скамьи, выучен наизусть да еще и засмотрен в театре не по разу?

Евгений Писарев начал с того, что для своей постановки в Театре наций заказал новый перевод. Сергей Самойленко осовременил речь героев так, чтобы она звучала по-сегодняшнему, герои могут назвать друг друга дебилом, используют словечки вроде «типа» и призывают «расслабиться», когда тучи совсем уже сгущаются над злополучной семьей. Служанка может заявить: «Хоть прямо здесь разденьтесь донага, меня не соблазните ни фига». К этому быстро привыкаешь, это Мольеру вполне органично.

Действие перенесено в современную Францию, семейство мсье Оргона живет в респектабельной двухъярусной квартире с окнами в пол, на стене огромный телевизор постоянно показывает программы французского ТВ. Звучит много электронной франкоязычной музыки. И контраст от того, что персонажей зовут иностранными именами и телек они смотрят на французском, а общаются они как жители Патриков, становится одним из первых козырей, которые выкладывает режиссер перед аудиторией.

Далее — каст, который еще и напрямую связан с разницей в поручениях, которые даны артистам. Так, Игорь Гордин в роли Оргона — единственный из всех, кто играет классическую мольеровскую комедию. То есть влиятельный и богатый человек, вроде не дурак, но вот попал под чары Тартюфа и ходит словно зачарованный, повторяя как мантру чужие афоризмы. Гордин появляется на сцене — и публика смеется, жалея наивного буржуа и видя в нем свое отражение. Уходит со сцены — и снова воцаряется ужас от того, как медленно и неотвратимо вползает в этот роскошный дом зло, которое даже и личиной особенно не прикрывается.

Его жену Эльмиру играет Анна Чиповская, которая вся оскорбленное достоинство. Язвительная, надменная, умная, она может быть хищницей, когда в опасности ее семья. Периодически появляется ее брат Клеант (Денис Суханов), экзальтированный представитель богемы и обладатель самых роскошных нарядов в спектакле. Дочь Оргона (Мила Ершова / Елизавета Кононова) не снимает с головы наушников, бегает в коротких юбках и вечно ссорится со своим женихом, юным балбесом Валером (Григорий Верник /Даня Киселев), сын (Глеб Шевнин) носит косуху и водит мотоцикл. Мать Оргона (Ирина Купченко, Ольга Науменко) носит настолько люксовую одежду и полна такого бескомпромиссного величия, что мы примерно понимаем, как она воспитывала сына и почему он настолько подпадает под влияние чужого авторитета.

Каким получился Тартюф

Мы все помним, как долго Мольер всегда тянет с появлением Тартюфа, чтобы мы наслушались самых разных сведений о нем. Писарев тоже не может лишить себя этого удовольствия. Поэтому, когда в третьем действии Тартюф всё же появляется, зритель уже с трудом сдерживает нетерпение. Зритель ведь, естественно, в курсе, что играет одного из самых известных мольеровских героев крупнейшая молодая звезда российского театра Сергей Волков. Прославившись еще в Петербурге в бутусовских спектаклях, Волков громыхнул на всю Москву своим Пер Гюнтом в Театре Вахтангова, получив за это все призы из возможных и всенародное обожание. Пер Гюнт Волкова — это вообще едва ли не лучшее, что случилось в отечественном театре в этом десятилетии. Жаль, что спектакль в этом году закрыли, как и все остальные спектакли с Волковым, кроме «Короля Лира», где он всё еще играет Эдмонда, но очень редко.

Зато в этом году у него уже случились две громкие премьеры. Одна — в спектакле «Дамасобачка» Алексея Мизгирева в МХТ, да, в том самом, где Гуров и Анна Сергеевна буквально купаются в арбузной мякоти после мучительного психотерапевтического сеанса. И там же — в «Голоде» по Кнуту Гамсуну, тоже заметному событию в московском театре. Поэтому многие идут в Театр наций именно для того, чтобы увидеть, как нервный интеллектуал Волков даст Тартюфа. И — входит Тартюф.

Начнем с того, что он полностью противоречит всему тому, что говорили о нем персонажи до этого. Сосредоточен, немногословен, умен, Тартюф явно не мог, как о нем говорит служанка, обожраться при всех до коликов в желудке. Он не рассыпает направо и налево цитаты из Библии. Он вообще выглядит изнуренным борьбой с собственными страстями молодым человеком, которому важнее всего — чтобы ему молиться не мешали. К нему сразу проникаешься уважением, и хотя мы знаем, что он обманщик, мы всё же начинаем думать, не ошиблись ли мы в нем, не выведен ли он здесь положительным героем. Даже его объяснение в любви Эльмире — как у тургеневского Базарова, трагично, безнадежно и совсем, совсем не смешно.

Но дальше Волков в версии Писарева ведет нас к медленному и безальтернативному признанию того, что именно потому Тартюф — не персонаж пьесы четырехсотлетней давности, а вполне реальная, актуальная угроза. В момент, когда в руках Тартюфа сосредотачиваются материальная и духовная власть, когда всё то, что казалось не просто безобидным, но естественным и благородным, вдруг преломляется, становится преступлением, герои делают телевизор погромче. Там говорят на французском языке, словно бы подчеркивая, что всё это — там, далеко, но мы уже все поняли. Героям нет нужды произносить все актуальные термины новояза двадцатых годов, это зритель спокойно может сделать и у себя в голове.

Телевизор работает еще громче, еще — и тут вдруг в финале Писарев настолько жестко и точно выдает знаменитый мольеровский финал с «богом из машины», что всё вновь переворачивается в глазах аудитории. Зритель Мольера вряд ли настолько остро, насколько мы сегодня, понимал в этот момент, что на самом деле произошло на наших глазах и что собой представляет во всех отношениях симпатичное семейство Оргона. И в этом моменте истины, в этой совершенной ясности вдруг проступает и гений Мольера, и то, как внимательно и мудро прочитал его Писарев, словно сделав «Тартюф» продолжением своего «Кабаре», которое он два года назад выпустил в Театре наций. И туда по-прежнему не так легко попасть, потому что, в отличие от отечественного кино, театр всё еще продолжает описывать действительность, чтобы мы могли узнать и себя со своими проблемами, и все соблазны, которым мы с такой охотой поддались.