Кирилл Серебренников поставил „Фигаро”. Надо ли говорить, что герои одеты в современные костюмы, действие происходит в павильоне, напоминающем холл советской гостиницы образца 70-х (что ж, все мы родом из детства). А „блеск легкой болтовни” значительно переписан, осовременен, утяжелен псевдосатирическими вставками о службе в нынешней армии, о горькой доле женщин, вынужденных торговать „водкой и куревом” и т. д.
Кирилл Серебренников точно боится остаться один на один с первозданным текстом. Goddam (английский актив Фигаро) превращается в fuck you, ленточка графини для волос, которую стянул юный сладострастник Керубино (Александр Новин), — в ее нижнее белье перед стиркой. И так буквально каждый квадратный сантиметр искрометной комедии пронизан спертым духом „сермяжной правды” — наподобие того, как утонченно-неврастеничная графиня Розина (Елена Морозова), пачкает пальцы в популярном салате оливье, чтобы в темноте сада пленить этим аппетитным запахом изголодавшегося по простоте плебея-графа Альмавиву (Виталий Хаев). „С мужиками проще надо”, — учит госпожу Сюзанна (Юлия Пересильд), когда та норовит объясниться с мужем строчками Ахматовой или Пастернака.
От „Фигаро” Серебренникова остается двойственное ощущение: с одной стороны, во все щели назойливо пробивается безвкусица всех видов и мастей, с другой стороны, это живой, задорный, нагловатый и неглупый театр. Сцена в саду с путаницей между парочками не смотрится совершенно, зато очень трогательно смотрится интермедия, где Фигаро-сын (Евгений Миронов) и Марселина-мать (Лия Ахеджакова), найдя друг друга через 30 лет, фантазируют себе то, что они оба пропустили, — детство Фигаро. Так спектакль и мчится по взлетам и ухабам, как байкер по горам.
А история, между тем, получается страшненькая. Вот распалившийся от ревности Фигаро плещет из канистры с бензином по саду, где вот-вот должен посягнуть на его честь сильный мира сего. Задумался, закурил, вздрогнул, осторожно потянулся за пепельницей. Вот безудержный ревнивец Альмавива врывается в спальню жены с электродрелью и прочими орудиями для ломки дверей. И можно не сомневаться — попадись ему на глаза полуголый Керубино, замочил бы в сортире. Это у Бомарше пикировались остротами и побеждали с помощью блестящей стратегии и тактики любовных интриг. Теперь же мир висит над катастрофой, как лунатик над пропастью: одна спичка (нажатие кнопки, чья-то провокация или просто неосторожное слово) — и взлетит этот мир наверх.
В „Фигаро” получилось главное — сыгранность ансамбля, где встретились, подпитываясь друг от друга, такие мастера, как Лия Ахеджакова и Авангард Леонтьев, и неформальные лидеры нового театра, как Елена Морозова и Виталий Хаев, и „новенькие” Юлия Пересильд, Александр Новин и Анна Уколова (Фаншетта). Не зря же Серебренников сколотил из них бродячий оркестрик: пианино, электрогитары, трещотки, барабан (надо видеть, с каким детским удовольствием отбивает ритм Бартоло-Леонтьев).
Евгений Миронов сыграл свою очередную главную роль-конфетку. Блеф, игра, поцелуи на бегу (на любовь не хватает времени), телепатия вследствие нервного перенапряжения (и, как результат, постоянная мигрень), цепкий взгляд и холодное отчаяние человека проигрывающего, несмотря на все усилия, — и перед вами портрет героя нашего взрывоопасного времени. Который однажды может схватиться и за канистру с бензином.