Top.Mail.Ru
Касса  +7 (495) 629 37 39
Сезон 2009/10 года актеры нижегородского ТЮЗа начали голодовкой (подробности — в „НИ” от 2 сентября). Потом решением чиновников в целях успокоения общественности труппа была поделена на две части (одни работают с главным режиссером театра — Владимиром Золотарем, другие — с новым худруком Виктором Симакиным). В столицу многострадальный коллектив приехал со спектаклем Владимира Золотаря „Король Лир” по приглашению Театра наций для участия в проекте Шекспир@Shakespeare.

Конечно, будущее бросает тень задолго до того как войти, — только эту тень, как правило, никто не замечает. Приступая к репетициям шекспировского „Короля Лира”, режиссер Владимир Золотарь вряд ли предполагал, что очень скоро нижегородский ТЮЗ окажется разделенным. Что в нем будут идти нешуточные битвы, подсчеты сторонников и противников. Что его актеры, на манер Корделии пойдут за ним до конца и объявят голодовку в знак протеста против назначения нового худрука…

„Короля Лира” в Москве ждали с особым волнением: после того, как актеры Золотаря пообещали городскому руководству не давать интервью и комментарии прессе, судить о положении дел в театре можно было только по косвенным признакам. Вот лишились общежития молодые актеры, поддерживающие Золотаря, вот начали уходить сотрудники технических служб — не мытьем, так катаньем новое начальство выдавливает из ТЮЗа неугодных. А потому гастроли в Москве с „Королем Лиром” вполне могут оказаться прощальными. И потому в зале РАМТа собралась вся театральная Москва, которая редко выбирается даже на более именитых гастролеров.

Спектакль по техническим причинам задержали на сорок минут — верный знак разлада и беды в театральном коллективе. Именно следы непорядка с самого начала с гневом и страхом ловит король Лир (Леонид Ремнев): от неповиновения Корделии (Елена Киркова) до минутного опоздания ее царственных женихов.

Английское королевство в постановке Владимира Золотаря очень напоминает провинциальный театр. Подмостки, установленные на сцене, театральный реквизит из какой-то чеховской пьесы… Актеры привычно меняют наряды разных эпох: в первом действии белые полотняные костюмы прямиком из усадебных пьес начала ХХ века, во втором — черная кожа плащей, брюк и жилетов по моде начала века XXI. Пышный шекспировский текст (перевод Бориса Пастернака, разбавленный вставками-отсебятинами) произносится именно как чужие слова. И реплики исполнители адресуют вовсе не партнерам, но прямо зрительному залу, норовя подойти поближе к авансцене (правда, между залом и помостом — провал, куда сметается ненужный реквизит, а иногда и отыгравшие персонажи).

Владимир Золотарь наполнил свой спектакль сценами-цитатами из столичных постановок этой пьесы: от Дмитрия Крымова и Юрия Бутусова до Льва Додина. Тут и тазик, в котором моют ноги королю, и полная темнота в зале после ослепления Глостера, и сама черно-белая гамма постановки.

Режиссер придумал массу довольно приятных мелочей и подробностей: дачный плетеный душ, в котором моется Глостер (Владимир Берегов) и откуда он брызгает водой на подошедших королевских дочек. Очки на носу Эдмунда (Евгений Козлов), в которых он очень напоминает недотепу Петю из „Вишневого сада”, детский стульчик, на который встают дочки, чтобы рассказать о своей любви к отцу. И так далее.

Придумок много, особенно в первом действии-экспозиции. Однако они не складываются в общее решение пьесы, и вторая часть решительно проседает. Хотя и там есть цепляющие и точно найденные моменты. Хорош финал, когда мертвые дочки окружают семейной группой умирающего Короля, и на мгновение становится так жаль той прежней, мирной жизни, которую так непоправимо испортило извечное человеческое желание сделать как лучше.

Увы, гениальные пьесы никого и ничему не учат. Хотя после „Короля Лира” становится особенно досадным сознание, что редкие живые ростки на нашем скудном театральном ландшафте так легко и безнаказанно могут быть растоптаны. Что в борьбе за стремление нормально жить и работать люди должны доходить до экстремальных мер. А живой и дышащий театральный организм может быть втихомолку задушен по злобе одних и попущению других.