О Выборгской лаборатории современной драматургии

В Выборге в театре «Святая крепость» прошла лаборатория по современной драматургии, организованная Театром Наций (все они проходят при поддержке Министерства культуры РФ). В проекте принял участие и петербургский «Театр на Литейном», также относящийся к области.

Самым радикальным из сценических опытов стал тренинг-перформанс «Гравитация». Работавшая над этим эскизом режиссер-хореограф Наталья Шурганова выбрала для своего показа один из залов музея Выборгского Замка. Освоение нетеатральных пространств — одна из задач лаборатории.

В основу своего опуса Шурганова положила своды ритуалов средневековых празднеств и приема гостей, пластически откомментированные артистами «Театра на Литейном». Один из участников — церемониймейстер — озвучивает правила хорошего тона, а остальные исполнители, поначалу следующие этикету, затем начинают самым варварским образом его нарушать, проделывая это с невероятной пластичностью, гибкостью и даже отвагой. После милого введения, когда артисты с детской непосредственностью изображали путешествие в гости на лошадках, за трапезным столом, накрытым белой скатертью, их ожидало настоящее испытание. Кстати, несколько свободных мест было предложено занять зрителям.

Поначалу гости застолья, изящно оттопырив мизинцы и безымянные пальцы, поглощали воображаемую еду, а потом, утомленные чревоугодием, начали по очереди валиться на пол, громыхая мебелью и налезая друг на друга. При попытках вернуться на место они опять падали, каждый по-своему и всякий раз по-новому, бесшумно сползая вниз или грохаясь навзничь вместе со стулом.

Довелось артистам и изображать предсмертные конвульсии отравленных ядом (спутником средневекового застолья), и дефилировать с корзинами фруктов и предметами сервировки стола на головах. Эти изысканные променады (хоть не всем удавалось удержать ношу на голове) выглядели очень живописно, вызывая ассоциации с маньеризмом Питера Гринуэя. Но, как и у английского кинорежиссера, красота здесь подверглась разрушению. Участники использовали разные способы поедания, включая борьбу ртами, без помощи рук, за гроздь винограда или персик, перемазав при этом не только лица, но и парадные костюмы. В более чем часовом перформансе было еще много мини сюжетов, увы, не выстроившихся в единую логическую линию. Но этот калейдоскоп сценок усилиями профессионально оснащенных артистов был то эстетически прекрасен, то, напротив, — безобразен, чего, по-видимому, и добивалась хореограф.

Александр Огарев, главный режиссер Астраханского драматического театра, предложил актерам «Святой крепости» в «Террасе» Ж.-К. Каррьера непростой рисунок. Если герои пьесы, на первый взгляд совершенно обычные люди, воспринимают окружающий их полный абсурда мир как нечто естественное, то у Огарева персонажи настолько странны и необычны, что происходящее вокруг выглядит абсолютно нормальным. Они ничуть не удивляются вторжению в свою жизнь незнакомцев и тому, что выпавшие с террасы (давшей название пьесе) с высоты пятого этажа не получают никаких увечий.

И в сюжет Каррьера режиссер внес некоторые изменения. Напряжение пьесы держится на ожидании звонка любовника решившей покинуть мужа и уже собравшей чемодан Мадлен. В конце пьесы телефон звонит, и она уходит. У Огарева этого звонка нет, и Мадлен, до самого финала ведшая себя почти отстраненно, залезает (как девушка-каучук) в оказавшийся пустым чемодан, и сама закрывает крышку над головой.

Эскиз «Террасы» — о несбывшихся мечтах и тотальном одиночестве человека. Герои существует как бы в вакууме, отдельно друг от друга. Каждому придуман рисунок, как пластический, так и речевой. Мадлен (Дарья Цимбал), ее мужу Этьену (Евгений Кулиш), непрошенным посетителям, похожей на сомнамбулу служащей агентства (Ирина Кокрева), инфернальной Генеральше (блестящая работа Тамары Беловой), слепому Генералу (Волли Хаммер), загадочному господину Астрюку (Арсений Стратичук) и его не менее диковинному товарищу Морису (Дмитрий Тумурук).

Петербуржцу Владимиру Золотарю досталась «женская новогодняя сказка с судьбой» — пьеса Дамира Салимзянова «Дуры мы, дуры». В центре сюжета — три одинокие женщины, хоть две из них и замужем. В пьесе есть и исповедальные монологи, и хор мойр, плетущих нити судеб, и остроумные диалоги. Золотарь (с помощью оператора Юрия Гончарова) создал параллельный действу «идеализированный» видеоряд, где грядущее пророчат сами персонажи, где возникают лица певиц «ABBA» и Лары Фабиан. исполняющей песню-страдание «Je suis malade» («Я болен»), ставшую едва ли не лейтмотивом эскиза (у каждой героини есть «своя» песня, исполняемая под караоке).

В эскизе удалось передать непохожесть трех женщин. Таня (Елена Керзина) считает себя замужней, благодаря долгосрочной связи, оборвавшейся в новогоднюю ночь. Бойкая Наиля (Галина Басырова) не теряет надежды устроить счастье подруги. Иронична, по-житейски мудра Лариса (Татьяна Тушина). Все они ожидают чуда, и оно случается… Дальнобойщик, муж Наили, возвращается из рейса. Супруг Ларисы, которого она мечтала бросить из-за его правильности, сообщает, что уходит от нее. А Таня обретает кавалера в лице нелепого Стасика (Вячеслав Леонтьев).

Складывается и еще одна счастливая пара. Забавная девочка Юлька (Дарья Ердякова), подрабатывавшая Дедом Морозом, узнает в новогоднюю ночь о своей беременности, которую благосклонно принимает ее «суровый» парень, гротескно сыгранный Антоном Родионовым. Финал идиллический — две пары в белом садятся за стол… Возможно, это только плод воображения героинь.

И, наконец, завершивший работу лаборатории эскиз «Идите и показывайте» по пьесе Алексея Житковского «Педерасты» (название изменено с разрешения автора, хотя является доподлинной цитатой из лексики Н. С. Хрущева) о скандальном разгроме в Манеже 1 декабря 1962 года Хрущевым экспозиции художников-авангардистов, членов студии «Новая реальность», положившем начало окончанию оттепели.

Режиссер Дмитрий Егоров отлично умеет работать с документальным материалом, как и автор пьесы, взявший за основу стенограмму визита коммунистического лидера на выставку и воспоминания ее участников. Обрамлены драматические события, повлиявшие на судьбы многих людей, жизнеутверждающими сценами новогоднего «Голубого огонька», родившегося в тот же год. Дмитрию Егорову удалось удивительно точно воссоздать атмосферу развлекательно-музыкальной телепрограммы (казалось бы, далекой от политики, но на самом деле отражавшей происходящее в стране) — в меру остроумной, в меру откровенной, в меру лживой, в меру свободолюбивой и в меру верноподданической.

Режиссер не пародирует некогда любимую народом передачу с ее пафосом, благостностью, беззубой остротой, «смелой» критикой тех «кто у нас порой…» и так далее. Он просто видит смешное там, где смешно, глупость там, где глупо, наивность там, где наивно, фальшь там, где фальшиво. Не педалируя и не карикатуризируя, Егоров легко и без нажима решает эпизоды с подводящими итоги уходящего года тружениками полей, ударниками труда, представителями творческой интеллигенции, чьи «искренние» слова, по большей части заученные или зачитанные по бумажке, оттеняются бодро оптимистичными песенками вокальной группы, благо артисты Театра на Литейном удивительно музыкальны.

Грустные воспоминания звучат абсолютным диссонансом этому празднику жизни. Зрители сидят на авансцене, спиной к залу, а опальные художники появляются в глубине партера, так что публике приходится поворачиваться назад и даже привставать. И в данном условном дискомфорте тоже есть психологическая точность. Эти печальные фигуры, возникающие из темноты зала на фоне своих обруганных картин, со своими грустными воспоминаниями, размышлениями и опасениями — «неудобные» люди, мешающие нам «с каждым днем все радостнее жить».

Вторая часть показа проходила в зрительском фойе театра, где артисты, извлекая звуки из различных музыкальных инструментов, создали музыкальный ряд из произведений композиторов-авангардистов, отлично согласующийся с появляющимися на экранах авангардными картинами, многие из которых сегодня стали классикой.

Все артисты играют разных персонажей, единственно, кто выступает только от лица Никиты Сергеевича — Сергей Гамов. Здесь нет попыток сыграть роль в буквальном смысле слова, момент легкого отстранения присущ всем участникам эскиза. Артисты не идентифицируют себя с художниками — Юло Соостером, Владимиром Янкилевским, Борисом Жутовским (особенно разозлившими Хрущева) и Эрнстом Неизвестным, вступившим в полемику с руководителем партии. Имитируя своеобразие речи Никиты Сергеевича, Гамов сохраняет его знаменитый эксцентрический пафос и темперамент. Призванные же к ответу художники, несмотря на вылившиеся на них — «мазил» — гнев и оскорбления, сохраняют достоинство, делая попытки что-то объяснить распоясавшемуся невеже. И эти бессильные потуги воззвать к разуму вождя отзываются обжигающей болью за наивность шестидесятников, при всем своем инакомыслии остававшихся советскими людьми.

В эскизе Егорова все это передано чрезвычайно деликатно. Мощное высказывание режиссера никого не оскорбляет и не обличает. Оно предлагает осмыслить и прочувствовать этот исторический опыт, соотнося его с днем сегодняшним.