Наша встреча произошла между премьерой его нового спектакля „Антоний и Клеопатра” в театре „Современник”, началом фестиваля современного искусства „Территория”, одним из организаторов которого он является, и показом его картины „Изображая жертву” в конкурсе нового Римского кинофестиваля. О современном искусстве, политическом театре, социальной миссии искусства и о многом другом с Серебренниковым беседовали журналисты нашей газеты.
Без
Российская газета | Кирилл, скажите, а почему вы не в Риме?
Кирилл Серебренников | Я очень не люблю ездить на фестивали. Хотя все должно быть ровно наоборот — фуршеты, контакты, связи. А я там себя чувствую всегда очень неуютно и потому лечу только на один день, когда будет показ фильма. Наш фильм показывают
РГ | На вашем сайте времен
Серебренников | Как и все люди, я от
РГ | Расскажите о „Территории”, что открылась в воскресенье, — о фестивале современного искусства. Когда и как к вам пришла эта идея, по какому принципу вы, группа художественных директоров, объединились и какую „территорию” вы хотели бы продемонстрировать?
Серебренников | Все началось с того, что Евгений Миронов на заседании Президентского совета предложил поддержать молодых театральных деятелей, особенно в провинции, потому что среди них есть настоящие подвижники. Так возникла Акция по поддержке театральных инициатив. Женя позвал меня (мы тогда вместе работали), Романа Должанского, Чулпан Хаматову, я позвал Теодора Курентзиса. Задачей нашей акции было и есть — раздать деньги людям, до которых обычно они никогда не доходят. Мы учредили несколько персональных премий студентам провинциальных театральных училищ — Саратов, Нижний Новгород, Иркутск, Ярославль. Это именные стипендии, которые названы именами выдающихся провинциальных артистов, которых уже нет в живых. Мы поддерживаем несколько театральных инновационных проектов. Поощряем народные коллективы, которые находятся порой там, где кончаются рельсы.
И однажды мы подумали: почему не сделать фестиваль, который бы занимался инновационным, современным искусством? Мы поняли, что для такого искусства нужна специальная территория, некая ниша, которую занимало бы исключительно современное, радикальное, непривычное искусство, которого у нас не так много. Все, что показывается у нас на фестивале, неизвестно нашему зрителю. И вот мы привезли
РГ | Таким образом вы решили проблему публики?
Серебренников | Отчасти. Для нас задача, чтобы на этот фестиваль ходила молодежь. Как человек, работающий в МХТ и „Современнике” — очень дорогих театрах, где билет стоит больших денег и его очень трудно бывает достать, — я знаю, что молодежь редко добирается до моих спектаклей. Поэтому мне очень важно, чтобы мы встретились. В манифесте, который опубликован в буклете, говорится, что на нашей „Территории” нет
Как стать китайцами
РГ | Почему вы ушли под землю для открытия?
Серебренников | Мы просто подумали, что это
РГ | Кирилл, кажется, одна из тем фестиваля — судьба радикального искусства в современном рыночном пространстве, в котором любой радикальный жест теряется.
Серебренников | Я с этим взглядом на современную культурную ситуацию не согласен. Не все то, что продается, перестает быть радикальным искусством. Просто на Западе устроено так, что и радикальное искусство неплохо продается. И что в этом плохого? У любого процесса должна быть своя экономика. Радикальное искусство — не значит маргинальное. Маргиналы — это те, кто за гранью восприятия и желания воспринимать. Но я думаю, что надо говорить не о радикальном — что такое сегодня радикальное? — а о честном искусстве. Это то искусство, которое ищет язык, форму, пытается выразить смысл современной жизни. Имеет ярко выраженную гражданскую позицию. Это всегда попытка выразить „сегодня”, попытка говорить со зрителем, читателем, слушателем современным языком. Честно. Говорить иногда о том, о чем не принято или неудобно говорить. Задача искусства — производить новые смыслы.
РГ | Вы вступили в московскую театральную жизнь на рубеже веков, когда был очевидный кризис театра и контакта между публикой и сценой. Вы тогда, кажется, говорили о конфронтации с поколением конца
Серебренников |
РГ | Вы с Гришковцом очень своеобразно, каждый
Серебренников | Мне кажется, Москва в этом отношении благожелательный город, состоящий из людей, которые уже „понаоставались”. Которые давно
РГ | Что вам помогает „забеременеть” смыслом? Вы ведь очень социально направленное существо, художник, который ловит токи социальной реальности.
Серебренников | Это, видимо, из моего комсомольского прошлого. Я был комсоргом в школе. А на физфаке, где я учился как раз во время перестройки, я комсомол распустил. За это меня не выпускали из страны, у меня были проблемы с серьезными господами в штатском.
РГ | Раньше, чем Марк Захаров сжег партбилет?
Серебренников | По уставу можно было это сделать, мы собрались и сделали. Физфак был самый продвинутый в политическом отношении. Мы абсолютные дети перестройки, свободные, „безбашенные” люди. И я счастлив, что в этом году смог сказать Михаилу Сергеевичу Горбачеву, что без него мы бы все были другими. Я видел, как ему было приятно — видимо, такие слова ему мало кто говорит. Его обычно ругают: у нас считают, что он развалил страну. А я считаю наоборот. Это была эпоха, которая очень серьезно на меня повлияла, и, главное, она вселила бесстрашие. То, что сегодня я не вижу в самых молодых людях: они очень быстро понимают, что можно, что нельзя. Они знают, что если они
РГ | Мы как будто живем каждый в своем времени.
Серебренников | Эта журналистка живет, я думаю, в
РГ | А вы не боялись бы показать свой мхатовский спектакль „Лес” своим родителям: там ведь явная пародия на Путина.
Серебренников | Глупо отмазываться, но мы не делали никакого Путина. Здесь
РГ | А у нас есть политический театр сегодня?
Серебренников | Нет. Мне кажется, что у нас боятся его делать, в отличие от тех же венгров, которые очень резко и открыто говорят о том, что с ними происходит. Я имею в виду спектакль Blackland. А у нас Противно, если вернется время „фиги в кармане”.
РГ | А вам действительно не страшно об этом говорить и ставить?
Серебренников | А что тут такого? Мы говорим о том, как нам жить в собственной стране. Я хочу попытаться помочь себе и людям, с которыми я живу и работаю.
РГ | Но все же свобода слова сжимается как шагреневая кожа. Посмотрите новости Первого канала, НТВ. У них даже сюжеты одинаково построены.
Серебренников | А я не смотрю телевизор. У меня есть Интернет. Там совершенно другая идеология пространства. Она ближе к идеальному, буддийскому пространству, откуда все приходит и куда все уходит. Страна вечного света. Я в том смысле, что кто ищет информацию, чтобы разобраться, что происходит,- тот всегда найдет.
РГ | Cейчас в Интернете идет очень бурное обсуждение беседы Проханова с Чубайсом. Они беседуют о России. Сам факт, что за столом встречаются Проханов, который говорит об империи красной, диктаторской, и Чубайс, который говорит о либеральной империи внутри самой России, о возрождении России, замечателен. Более четкого, ясного, оптимистического текста давно не приходилось читать.
Серебренников | У меня, знаете, есть теория, что мы в
Театр для налогоплательщиков
РГ | Может ли
Серебренников | Этим и должен заниматься театр. Надо грузинские пьесы ставить, например. Мне кажется, в этой ситуации деятели культуры должны говорить. Не молчать боязливо, опасаясь потерять свои театры и свои делянки Власть тоже может заблуждаться. Мой знакомый композитор вышел на Пушкинскую площадь и пел грузинские песни. Собралась толпа людей, вместе с ним пела. В московских грузинских ресторанах толпы народа. Это протест людей. Когда государства бьются, не должны рушиться связи, в том числе культурные.
Мне кажется, что театр не может дистанцироваться от того, что происходит в обществе. Театр — это то, что происходит здесь и сейчас. Не могут все строить башню из слоновой кости. Или работать только на потребу, для развлечения.
Более того, мне кажется, театр, который существует на деньги налогоплательщика, должен говорить с ним о его проблемах, о его жизни и нуждах.
РГ | Несколько вопросов от читателей. Алексей Голяков: „Как Кирилл Серебренников оценивает состояние репертуарного театра сегодня в России? Не поступало ли ему
Серебренников | Крики о гибели репертуарного театра распространяются самим репертуарным театром. Если он умрет, то от себя самого. Исключительно от того, что он сам с собой сделал. Его убивает внутренняя антрепризность, когда демонстрируются артисты из кино и на этом зарабатываются деньги. Мне кажется, театр должен быть скорее местом эксперимента, чем местом зарабатывания бабла любой ценой. В таких культурных странах, как, например, Германия и Франция, дотации даются только тем театрам, где ведется настоящая творческая работа. Энтертеймент и так себя прокормит. У нас вообще нет механизма отношения государства с культурой. Вот эти все пожизненно коронованные худруки вызывают только глубокое сожаление, сострадание и страх. А по поводу „возглавить театр” Я думаю, что я буду последним человеком, которому предложат возглавить репертуарный театр. Потому что я, видимо, не являюсь в понимании начальников от управления культурой надежным и безопасным. Им ведь нужно, чтобы ничего не менялось.
РГ | Но вы бы хотели?
Серебренников | Я бы хотел.
РГ | А что вам предстоит? Какие проекты?
Серебренников | Выйдет независимый проект под названием „Фигаро”, революционная пьеса Бомарше в новом переводе Марии Зониной. И дальше будет „Человек-подушка” Мартина Макдонаха. Эта пьеса, идущая с гигантским успехом на Бродвее, у нас, видимо, вызовет очередной приступ критической падучей. Слишком честная.
РГ | Вы можете себя занять еще
Серебренников | Миллион способов. Я в этом году открыл жажду путешествий. Я сел в самолет и из Франции, из Ниццы, перелетел в
Я знаю еще несколько мест, в которые я хочу поехать, которые должен посмотреть. Я хочу еще поставить несколько опер. Хочу снять исторический фильм. Большой. Про протопопа Аввакума.
РГ | У вас уже значительный опыт общения с разными актерскими поколениями. Что прежде всего отличает поколение Аллы Покровской от поколения Чурсина?
Серебренников | Это очень трудно сформулировать. Артисты того, старшего поколения — поколения Таганки и „Современника” — знали, что театр — это больше, чем подмостки. Они были на
РГ | Какого результата вы хотели бы от фестиваля „Территория”?
Серебренников | У меня было потрясение от публики, которая приходит на Авиньонский фестиваль. Это люди, которые способны воспринимать сложнейшие, очень тонкие, очень авторские вещи. Не напиться, а вкусить. Не жрать, а трапезничать. Мне кажется, что, обретя количество, мы очень сильно потеряли в качестве нашей публики. В Авиньоне я посмотрел спектакль выдающегося бельгийского режиссера и хореографа Алана Плателя. Это
РГ | Вы реально надеетесь перевоспитать публику?
Серебренников | Это, конечно, трудно. Легче переодеть их в модные шмотки, пересадить в импортные машины, даже на компьютерах можно их научить работать
Но изменить мозги, сознание. .. Для этого годы и годы нужны
Не перевоспитать, но создать