До того как поднимется занавес и в зале окончательно погаснет свет, на авансцену выйдет лысый старик с аристократической выправкой и шутовскими повадками, величественный и смешной одновременно, в руках — коробка фокусника. Но фокусы не зададутся, и он будет бредить воспоминаниями о старых временах искренности и сильных чувств, помянет легендарного метателя ножей и Гражданскую войну в Испании, посетует на то, что сегодня и клоуны на арене, и люди на улицах — равно ненастоящие. И все же занавес поднимется, чтобы открыть мрачное нутро города в состоянии глубокого упадка; некогда вулканическая точка на карте мощной империи, сегодня — обитель нищих граждан, привязанных к градообразующему мясокомбинату и живущих благодаря экспорту бычьих яиц. Деться некуда: вокруг — океан, зарплаты ничтожны, гражданских свобод ноль, по улицам ходят белые медведи с жизнеутверждающе-идиотскими лозунгами вроде „С нами мох” в лапах. Даже молодые революционеры и арт-провокаторы состоят на сексотской ставке у государства. Единственная отрада — „зомбоящик”, закармливающий публику реалити-шоу „Бой с акулами”. Да еще слухи о скором открытии цирка — правда, не того прекрасного бродячего цирка (так переводится испанское название спектакля), о котором грезил старик-конферансье, а шапито-монстра, создаваемого для услащения диктаторских амбиций обер-кондуктора, местного царька. Но даже такая арена может превратиться в поле мечты, на котором затюканный гражданин обернется рыцарем.

Сочинение петербургских визионеров Андрея Могучего и Максима Исаева сплетает мотивы „Дон Кихота” и рефлексию о природе театра, сложную машинерию и наивную анимацию, мрачную киберпанковскую фантазию и советскую научную фантастику — непременно гуманистическую. Здесь намешано много всего — и в больших дозах: Могучий — настоящий ницшеанец, создает гигантский перформанс, очень эффектно выглядящий в воссозданном по законам XIX века зале Театра Корша. Одним из мест действия становится подсвеченный синим светом морг, где правят бал брат-близнец древнего циркача из пролога, материалист и циник, и санитар — эксперт по макияжу трупов, бывший работник ТЮЗа, где умеют выдавать мертвецов за живых.

Но за всеми трюками и превращениями не теряются темы интимного свойства: вновь, как и в формально детском „Счастье”, поставленном в Александринке по мотивам „Синей птицы”, Могучий говорит о смерти (или, точнее, бессмертии). А в трепетном финале слышится эхо советского быта (и спектакля „Пьеса, которой нет”): жители мрачного фантомного города Антон и Мария (смело и точно сыгранные Альбертом Филозовым и Лией Ахеджаковой) оказываются обычной пожилой парой, раздумывающей, как лучше добраться до далекого сына Петра. Возможно, все, что было до этого, лишь кошмарный сон советских стариков, не понаслышке знакомых с тем, как антиутопии воплощаются в жизнь. И все же способных быть как клоунами, так и героями. А часто теми и другими одновременно.