Свои знаменательные даты актеры предпочитают отмечать на сцене. Ко дню рождения Елены Козельковой в Театре Наций был возобновлен спектакль „Моя мать — Марлен Дитрих” по одноименной книге Марии Рива (автор пьесы и режиссер-постановщик Анатолий Ледуховский). Само имя легендарной актрисы, заявленное в названии, не оставляет сомнений в том, что роль, доставшаяся Елене Козельковой, по определению центральная и многообещающая. И хотя постановка выстраивается отнюдь не в жанре моно, а, скорее, представляет собой дуэт двух актрис, все компоненты бенефисного спектакля подчинены одной цели — созданию образа великой и противоречивой Марлен Дитрих.
Даже дочь кинозвезды — Мария (Алена Ковалева), являющаяся одновременно рассказчиком и действующим лицом, становится как обвинителем своей матери, так и ее своеобразным двойником. Две героини то расходятся в разные стороны, усаживаясь за гримировальные столики, то объединяются в центре круглой черной площадки, располагаясь на двух стульях: непомерно большом красном и миниатюрном белом (художник-постановщик Антон Черепанов). Постоянная пикировка, вызванная, казалось бы, полным несходством взглядов на жизнь, друг на друга и на самих себя, не снимает ощущения, что эти женщины являются единым и неразрывным целым. Почти одинаковыми оказываются и их одеяния, откровенно скопированные с самых знаменитых туалетов кинодивы: черный брючный костюм и роскошное блестящее платье с меховой накидкой в спектакле надевает не только Марлен, но и ее дочь.
Впрочем, двойников, одетых точно так же, в спектакле гораздо больше. Несколько актеров и актрис создают весьма красивый фон, очевидно, несущий и определенную смысловую нагрузку, понять которую не так-то просто. Возможно, присутствие внешне схожих персонажей символизирует бессмертие легенды, словно размножившейся в воспоминаниях близких людей и многочисленных поклонников. А может быть, откровенная безликость „дублеров” подчеркивает неповторимую индивидуальность Марлен, которую невозможно скопировать и повторить. Так или иначе, но рекламно-картинный образ великолепной звезды, то и дело возникающий на площадке, имеет очень мало общего с тем живым, противоречивым характером, который создает Елена Козелькова. Конечно, актриса не отвергает и знакомый миллионам экранный типаж, с удивительной точностью передавая позы, жесты и мимику Марлен Дитрих. В результате воссозданный облик порой кажется не менее узнаваемым, чем подлинный голос кинозвезды, возникающий в начале словно из небытия и так же таинственно растворяющийся в финальных аккордах.
На долю Козельковой выпадает нелегкая задача: воплотить образ матери, который со стороны видит Мария, и одновременно передать внутреннее самоощущение Марлен. Ведь в спектакле постоянно сталкиваются два во многом противоположных взгляда на актрису и женщину: один принадлежит ее дочери, другой — ей самой. Взгляд Марии по преимуществу жесткий и ироничный. Болезненная обида на мать, не уделявшую своему ребенку должного внимания, соединяется с невольным преклонением перед ее красотой и величием. Слушая дочь, Марлен словно заново проживает то, что было с ними обеими, на какое-то время даже перевоплощаясь в маленькую девочку, оставленную среди чужих людей и чувствующую себя униженной и одинокой. Но тут же, резко обрывая поток воспоминаний, актриса находит оправдание в том, что все силы отдавала работе.
Любые житейские ситуации Марлен словно постоянно по-актерски проигрывает, мифологизируя прошлое, укрощая настоящее и азартно фантазируя будущее. Так, виртуозно отыгрывает Козелькова комментарий Марии, касающийся того страха, который испытывает неотразимая женщина, боящаяся не медицинского вмешательства, а „неминуемого разоблачения” секретов ее загадочной красоты. Но одновременно в ее Марлен, ставшей вдруг жалкой и беззащитной, пробуждаются неистребимое кокетство и озорство.
Героиня спектакля привыкла воспринимать жизнь как игру — в этом ее сила и ее слабость. Воображение же дочери рисует образ избалованной примадонны, которая выглядит вычурной и пафосно страдающей даже в весьма мрачноватой сцене, когда один за другим на площадке появляются пробы, в коих покоятся некогда близкие Дитрих люди. Между тем Марлен и к собственным похоронам относится как к театрализованному представлению, ею же самой придуманному. И вопреки рассказам Марии о сломленном и поверженном духе матери в финальной сцене Марлен Елены Козельковой предстает азартной и отчаянной, ироничной и волевой, дерзкой и величественной.