Top.Mail.Ru
3 января
14:00 / Малая сцена
3 января
15:00 / Новое Пространство. Страстной бульвар, д.12, стр.2
Касса  +7 (495) 629 37 39

Петр Шерешевский поставил драму Пушкина, используя язык подворотни.

В Театре Наций поставили сны по мотивам написанной двести лет назад драмы «Борис Годунов» Александра Пушкина, которая в свою очередь рассказывает о событиях рубежа XVI–XVII веков. Главную роль уснувшего вечным сном Бориса сыграл наш российский Брандауэр — Игорь Гордин, которому не всегда везет на режиссеров крупного калибра.

Постановщика спектакля Петра Шерешевского все больше занимает тема власти и тирании. Он ее рассматривает в своих спектаклях как кристалл, со всех сторон. Вот и теперь родилась очередная «небывальщина» о сне разума, охватившем целую страну. Уложились в 2 часа 10 минут без антракта — живем-то во времена больших скоростей, и в театр желательно забегать энергично и ненадолго.

Петр Шерешевский тоже живет на скоростях: недавно назначен главным режиссером МТЮЗа, только что выпустил «Маскарад с закрытыми глазами» в МХТ им. Чехова по мотивам одноименной пьесы Лермонтова и повести «Новелла о снах» Артура Шницлера. Удивительно, как он вообще умудрился поставить еще и «Бориса Годунова». Сделал это в своем фирменном стиле. Шерешевский всегда ставит про сегодня, обращается ли он к «Марии Стюарт» Шиллера или «Ромео и Джульетте» Шекспира. Классический текст, переложенный на язык улиц, а то и подворотен, становится поводом поговорить о настоящем.

В основе «Бориса Годунова» — не только основательно переписанный хрестоматийный «Борис Годунов», но и фрагменты его первой редакции — «Комедии о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве», дневники Пушкина. Природа человека неизменна. Он так же алчен, жаден до денег и власти, как и столетия назад, а потому былые страсти легко проецируются на день сегодняшний. Иногда избранные приемы кажутся устаревшими, ждешь чего-то абсолютно нового и живого, молодого вина, способного наполнить старые мехи.

Если Шерешевский — жди переписанной пьесы, актеров в спортивных костюмах, которые споют что-то из 90-х или советских времен. Раз Шерешевский — значит, будут операторы на сцене. Они есть и ведут трансляцию происходящего на сцене на большой экран, переводят камеру на зрительный зал. Сцена становится увеличительным стеклом, гигантским зеркалом, на которое нечего пенять... Мы словно участвуем в очередном реалити-шоу.

Немного раздражает, что в фокусе внимания вновь оказывается не живой актер, а его реплика на экране. В отличие от тюзовских артистов, с которыми Петр Шерешевский освоил Шекспира и Шиллера и которые не так искушены в области кино, в Театре Наций главные роли сыграли опытные киноартисты, хорошо чувствующие камеру. Они гораздо органичнее на экране.

Петр Шерешевский создавал «образ спортзала как места унижения и индивидуального ада», и пришел он к нему опять же во сне. На экране так и написано, что это сон. Спортзал позиционируется как символ безвременья и напоминание то ли о нашей детской поре, то ли о дне сегодняшнем. Понятно, что у каждого из нас свои ассоциации, не всегда совпадающие с видением режиссера. «Это история о том, как на смену одной власти приходит другая, но нравственности нет ни у первой, ни у второй. Могут меняться лидеры, идеология, но суть остается прежней», — комментирует Петр Шерешевский. Примерно об этом поставил в Театре им. Маяковского «Голого короля», приправленного другими сочинениями Евгения Шварца, Сергей Урсуляк. Меняй, не меняй — все одно.

Итак, согласно замыслу, персонажи из учебников по литературе и истории заперты в спортивном зале среднестатистической российской школы. На столе как на смертном одре возлежит новопреставленный раб божий Борис Федорович Годунов — современный мужчина в классическом деловом костюме. И перед ним проносится вся его жизнь, и дан шанс ее переосмыслить и покаяться в том, что натворил и чего не сделал, обладая огромной властью.

Тело Бориса — Игоря Гордина — украшено красными гвоздиками, обрамлено траурными венками. Конец у всех один. Вокруг усопшего кружатся как снежинки маленькие девочки в белых платьях и мальчики в белых рубашках (воспитанники студии творческого развития «Поколение Оперение»). Они — олицетворение будущего, которое рано или поздно восторжествует.

Сценограф Анвар Гумаров воссоздал на сцене безумие похорон вождя, имеющее примерно тот же эффект, как в хронике прощания со Сталиным и ее художественных интерпретациях. Продолжая традицию «Марии Стюарт», «Ромео+Джульетта», спектаклей Театра Малыщицкого, которым Петр Шерешевский руководит с 2015 года, герои царских кровей, представители аристократии носят спортивную одежду, а художник по костюмам Мария Лукка одевает соответствующим образом и муштрующую детей учительницу физкультуры — Марину Мнишек современного розлива, только ее зовут Марианной Юрьевной Мнишек. Юлия Хлынина играет ее ярко и соблазнительно, ощущает себя как леди Макбет. На кону — жизнь. В красном спортивном костюме Мнишек пульсирует как кровь.

Они восхитительная пара с Григорием Отрепьевым, которого отчаянно играет Данил Стеклов. Он появляется в роскошной шубе в пол, которая слегка прикрывает его вызывающе выставленный на всеобщее обозрение торс. Какая-то чертовщина есть в герое Стеклова, что-то от удали Рогожина в «Идиоте» Достоевского. Но гопническую суть никакая шуба не спасет. Марина и Гришка тут дети подворотни, готовые править миром.

Никон, Варлаам, Николка — они нечто целое, три в одном. Кого-то в списке действующих лиц нет, но образ остался, он витает в воздухе, отзывается знакомыми фразами. Весь этот водоворот современной жизни настолько безумен, что не поддается никакой логике, но человек каким-то образом умудряется в нем жить, любить, верить в лучшее, которое отчего-то не приходит.

На спектакле работал постоянный соавтор Шерешевского — композитор и создатель творческого объединения «Оркестр Приватного Танца» Ванечка. Помимо его сочинений звучат советские и постсоветские хиты вроде «Когда уйдем со школьного двора...» и «Три кусочека колбаски». Они пришли по ходу репетиций, родились из желания «поверить алгеброй гармонию», а Пушкиным современность. И это уже стиль, который может стать штампом. Главное — не перейти черту.