Ингеборга Дапкунайте сыграла князя Мышкина

Три цвета на сцене: черный, белый, красный. За хрупкой чаплинской фигуркой князя в черном котелке встают алые трубы заводов из графики «Окон РОСТа». Налитые кровью исполинские глаза Рогожина заполняют до отказа белые проемы венецианских окон. В картонном фасаде, изображающем то дом Рогожиных, то гостиную Епанчиных, то павильон в Павловске, — прорезаны высокие окна и белые двери в форме гроба-домовины.

Рогожин в свирепом гриме похож на персонажей театра кабуки. Настасья Филипповна — кабаретная дива гренадерского роста в мейк-апе немого кино — набеленное лицо и алые губы, в черной шубе мехом наружу. Что в XIX веке было недопустимо, но на образ «черной овцы в стаде» работает отлично. В таких тулупах отпугивали нечисть, в таких она и являлась. (Кто рискнет атрибутировать Настасью Филипповну: демоница она  или падший ангел?)

Да: новый «Идиот» Театра наций разительно отличен от добротнейшей экранизации Владимира Бортко, от благородной и весьма подробной театральной трилогии Сергея Женовача по роману. Да: это черная клоунада. И физический театр, полтора часа изматывающего и виртуозного пластического труда для четырех актеров (Аглаю Епанчину и Ганю Иволгина играют в очередь Павел Чинарев и Артем Тульчинский). И подвальное кабаре 1910‑х, причем лет через 10 подвал может стать расстрельным. Здесь пушкинский лейтмотив «Идиота» — баллада «Жил на свете рыцарь бедный…» — становится хриплым зонгом. Здесь вообще текст романа разбит в мелкие осколки! Но они явно ранят зал.

Самый нелепый и трогательный из травестированных персонажей Достоевского — конечно, князь Мышкин. Хрупкий, узкоплечий ангел, сыгранный Ингеборгой Дапкунайте, по-детски распахивает глаза, придерживает котелок, усердно кивает головою, как фарфоровый болванчик из сказок Андерсена, с восторгом скачет на родину на лошадке-качалке, расцветает улыбкой, всему верит, всего надеется — совершенно по определению апостола Павла… Плечистые, мясистые, полные земных страстей, неистовые (и не видящие никакой надобности держать себя в узде, разве ж это по-нашему?) — Рогожин, Настасья, Аглая качают князя на руках, баюкают, как лайковую куклу с фарфоровым лицом, рвут на части…

Князю Льву Николаевичу в этом неистовом мире явно не выжить… Но окна-двери в форме домовин, броские черно-бело-алые задники в духе русского авангарда, гром рока и ослепительные вспышки стробоскопа, устрашающе-медитативное видео, наведенное на картонные петербургские фасады, все время опрокидывают сюжет на 150 лет вперед. И напоминают без слов: никому из этих, неистовых, никому из праведников и грешников, никому из умевших в дорожном разговоре возноситься в рай и ниспадать в ад, никому из подпадающих под старую формулу «широк русский человек», — в будущем выжить не дано.

Мы останемся без них. Среди все тех же фасадов, прошедших еврошпаклевку в порядке повышения туристической привлекательности Петербурга.

Будем с надеждой ждать, когда уцелевший Ганя Иволгин размножится в средний класс.

И так неистово аплодировать балладе «Жил на свете рыцарь бедный…» словно встретились с этим текстом впервые. И текст нам очень понравился!

Вот, кажется, главный месседж обжигающей «клоунады нуар» по мотивам «Идиота».