Театр Наций открыл Малую сцену кровавым блокбастером по трагедии Еврипида. Первый спектакль 2013 года в Театре Наций поставил «кудряш» Тимофей Кулябин. Это его дебют на столичной сцене после постановок разной степени успешности на новосибирской сцене. Основой для спектакля стала трагедия Еврипида «Электра». Результаты адептам традиций могут показаться спорными. Однако нельзя не признать тот факт, что это на сто процентов европейский театр. С внятной идеей, жесткой структурой и мощным визуальным рядом. Должный действовать как электрошок. Если вы причисляете себя к зрителям, готовых в театре ко всему, идти стоит однозначно. Древнегреческие авторы — редкость даже на московских подмостках, замахнуться на них — большой риск. Но Кулябин тщательнейшим образом выстроил свой концепт, довел его до крайности. Заимствовав у древнегреческого классика тему конфликта «человек и воля богов», он поставил спектакль про то, что Бога нет и никогда не было. В постмодернистском обществе, с его кровавым настоящим и сомнительным будущим, идея актуальности не теряет. На сцене — зал ожидания в аэропорту, оборудованном по последнему слову науки и техники. На этой символичной территории (между жизнью и смертью, небом и землей) скорее буднично, чем пафосно, происходят убийства. Электра (неожиданная Пересильд с «бритым» черепом) уговаривает объявившегося брата Ореста (Олег Савцов) отомстить убийцам их отца — собственной матери Клитемнестре и правящему вместе с ней любовнику Эгисфу. Орест после недолгих колебаний соглашается. И хотя процесс умертвления нам никто не показывает, от тошнотворной картинки никуда не деться. По транспортеру с чемоданами выкатывается на сцену окровавленное тело убитого. Потом четверть часа Электра измывается над ним — обливает вином, тушит о голову врага окурки и т. д. и т. п. К слову, самый сильный эффект производят отнюдь не эта сцена (зритель XXI века видел и не такое), а та, что идет до и после. Когда Электра и ее брат сначала спорят, убить или не убить. А спустя два убийства деловито морща носы и хмуря брови, безо всяких истерик, наводят чистоту. Натирают кафель, заставляют блестеть чемодан, отстирывают пятна на одежде. Через пять минут на сцене не останется и следа от трагедии. Точно так же их не осталось от холокоста, терактов, взрывов и войн. Разрекламированные чистящие средства уничтожают все. Память тоже. Аскетичное действие (актеры двигаются медленно и как будто по заранее расчерченной для них траектории) взрывается, как только на развешенных тут и там экранах появляются компьютерный видеоряд (Большой взыв, Черная дыра) и ползут бегущей строкой цитаты нобелевских лауреатов, уверенных в том, что даже идея бога сегодня смешна. Кроме древнегреческих героев, переодетых в современные наряды, на сцене появляются современные типажи вроде подростка с айфоном, бизнесмена с портфельчиком, замученной тетки с авоськой. Они заняты своими делами, не замечают ни Электры со стеклянными глазами (после убийств она осознала, что они с братом не проводники воли богов, а обыкновенные убийцы), ни молодого человека, танцующего брейк. Он танцует, уверовав в то, что его танец вернет семью, погибшую в авиакатастрофе. Но боги, как вы догадываетесь, молчат. Их же не существует.