Став на рубеже 1980-1990-х самым популярным актером Советского Союза, Дмитрий Харатьян никогда не выпадал из обоймы. Его и сейчас везде ждут с концертами, на его спектаклях аншлаги, почти каждую неделю на ТВ идут его фильмы — старые и новые. Но самым своим большим достижением последних лет Дмитрий считает роль в фильме „Аврора”, который был выдвинут на „Оскара” от Украины и вышел на экраны в начале года.

— Ваш персонаж в „Авроре” переживает внутренний перелом, духовное и душевное возрождение. В какой-то степени вы сами прошли через это?

— Да, и у меня были периоды кризисов и даже отчаяния. И приходили они, как по нотам, по „классической” схеме: в 33, 37 и 42 года. Почему-то именно в это время у меня происходила переоценка ценностей. Ты чувствуешь, что это вот-вот наступит, а пока не наступило, возникает некий вакуум. Ты перестаешь ценить жизнь, и это страшно

— Однажды вы сказали, что переживали период великой депрессии как раз после „Гардемаринов”. Это меня очень удивило: ведь вы были на вершине успеха, купались в славе

— Потому-то и наступила депрессия, что я оказался на вершине. Кстати, когда были сняты третьи „Гардемарины”, мне было 33 У меня тогда было просто немыслимое количество выступлений — я имею в виду концерты, так называемые творческие встречи со зрителями. Представьте себе: по 3-4 раза в день трижды в неделю! Все свободное от съемок время я проводил на гастролях. И все это длилось примерно три года.

— Но это ведь приносило хорошие деньги

— Да при чем тут деньги?! Дело не в деньгах, а во внутреннем опустошении. Я исчерпал себя, свой ресурс — актерский и человеческий. Встречи со зрителями — это не халтура, не концерт в чистом виде, ты выплескиваешь себя, как бы делишься собой с людьми

— А что было в 37, в 42?

— В принципе то же самое: опять оказывался в тупике.

— А как вы выходили из этих кризисов? У вас была своя Аврора?

— Не каждому везет с Авророй, но мне повезло. Моя Аврора — это моя семья: жена (актриса Марина Майко. — Ред.) и сын Ваня.

— Когда актер работает над ролью, он „вытаскивает” из себя то, что помогает сделать его персонаж жизненно убедительным. Что „вытаскивали” вы из себя, снимаясь в „Авроре”?

— Свой человеческий, жизненный опыт я, безусловно, использовал, и в особенности состояние кризисов и их преодоление. Путь к вере В те самые 42 года ко мне пришла вера — не вообще, а вера в Бога. К сожалению, неверующие, невоцерковленные люди приходят к вере только тогда, когда уже больше не на что надеяться, и хватаются за нее как за спасительную соломинку. Это потому что нет у нас традиций — они вытравлены и уничтожены советской властью за многие десятилетия навязывания народу атеизма. Но на генном уровне, в исторической памяти народа и каждого человека в отдельности вера все равно существует, и она рано или поздно просыпается, потому что без этого жить нельзя. Так что всю свою жизнь неверующий человек на пути к храму, образно выражаясь.

— Вы очень натурально показали своего героя в состоянии болезненного творческого экстаза, вызванного наркотиками и алкоголем. Вам самому знакомо это состояние?

— Да, было время, когда я выпивал, и сильно. Но, надеюсь, все это в прошлом. Показывая своего персонажа в том самом состоянии в сцене в туалете, я дал волю фантазии, работал на грани гротеска. И это, по-моему, оправданно, потому что наркотики и алкоголь вызывают такой всплеск эйфории и бравады, какого у нормального человека не может быть по определению.

— Ваш персонаж сумел преодолеть зависимость от алкоголя и наркотиков. Судя по вашему вполне здоровому виду, перед вами эта проблема не стоит

— Слава Богу, не стоит. И даже это вдохновило одного известного человека, который, сочиняя пасквиль о нашем фильме, написал: „Вечно молодой Харатьян”. Такое впечатление, что его жаба душит: есть, оказывается, не очень молодые люди, которые молодо выглядят.

— С одной стороны, ваш герой чудовище — когда общался с сыном, бывшей женой, с девушкой, которая ждет от него ребенка. А, с другой, он существо деликатное и тонкое. Как это все уживается в одном человеке?

— Как и все в нашей жизни, которая, как известно, полна контрастов. Есть и Бог, и дьявол в каждом человеке, вопрос в том, чего больше и что побеждает.

— А во взаимоотношениях с собственным сыном, пусть он еще и маленький, у вас тоже возникали проблемы?

— Глобальные, к счастью, не возникали.

— А не глобальные?

— Только на бытовом уровне, и они быстро решались. Ване всего восемь лет, и у него еще не было „кризисов младшего возраста”. Посмотрим, что будет дальше. В переходном возрасте, в 12-13 лет, дети часто становятся агрессивными, неуправляемыми, враждебно настроенными по отношению к миру взрослых — это я сам наблюдал.

— Ваня уже успел заявить о себе как личность?

— Меня он очень порадовал, снявшись у Рязанова в фильме „Андерсен”.

— Пристроили сына у мэтра по старой памяти?

— Только в том смысле, что поехал с Ваней на фестиваль „Кинотавр”, где Эльдар Александрович нас увидел. И Ваня, судя по всему, ему приглянулся. Если бы не я, Рязанов, скорее всего, его и не заметил бы, — вот этим я помог сыну. Через некоторое время нам позвонили со студии и пригласили на пробы. Ваня поехал с мамой, и его утвердили на роль Андерсена в детстве. Мы, конечно, его поддерживали — у него действительно роль с текстом, было что играть.

— И как он все это воспринял?

— Как игру. Но что мне понравилось, так это серьезное, ответственное отношение к работе. Он был собран, дисциплинирован, четко реагировал на все замечания и пожелания режиссера. Так бывает далеко не всегда. Совсем недавно я снимался с ребенком примерно такого же возраста, и мы с режиссером просто замучились. Каждую реакцию из него нужно было выдавливать. Приходилось лукавить, обманывать Он мог ни с того ни с сего взять и уйти со съемочной площадки Ваня же по сравнению с ним выглядел как настоящий профессионал, был абсолютно органичен. В общем, в нем отчетливо обнаружились задатки актерских способностей. Может быть, это гены Станет ли он актером? Это будет его и только его выбор, навязывать ему ничего не буду — буду только помогать. В этом, как мне кажется, и состоит главная задача родителей: предоставить своему ребенку возможность выбора, создать условия, где бы максимально проявились его способности. Именно с этой целью мы его определили в школу искусств Казарновского.

— У вас в Красногорске?

— Нет, в центре Москвы. Мы каждый день его возим.

— Как вам удается при всей своей сумасшедшей занятости столь много внимания уделять сыну?

— Семья для меня всегда была главным в жизни, и я всегда в контакте со своими близкими, даже если нахожусь далеко от дома — памятник поставил бы тому, кто изобрел мобильную связь. А выходные мы традиционно проводим вместе: ходим в развлекательные центры, в кино, просто гуляем, в теннис играем по воскресеньям

— В теннис?!

— Ваня уже второй год занимается в секции На все можно найти время — было бы желание.

— Ваня, вижу, вас очень радует. А дочь Саша?

— У нее все прекрасно. Но она, в отличие от Вани, уже самостоятельный, взрослый человек. Закончила в этом году с красным дипломом университет — она экономист. Работает в солидной фирме. По-моему, уже живет отдельно от мамы, моей первой жены. У нее есть молодой человек, уже года три И даже больше — они с пионерского лагеря знакомы.

— Мне приходилось наблюдать за вами со стороны, и бросилось в глаза, как вы трогательно, нежно относитесь к жене. Чем она тронула ваше сердце?

— Женственностью и другими необыкновенными женскими достоинствами.

— Ей, актрисе, ради семьи пришлось оставить профессию

— Не совсем оставила — периодически снимается, но роль мамы для Марины на первом плане. Конечно, ей хочется сниматься, и она востребована как актриса — вот Таня Догилева пригласила нас на главные роли в своей картине. Очень, очень любопытный сценарий

— И для Вани в нем нашлось место?

— Нет, с Ваней — это впереди. И это будет — если будет — повторяю, его и только его выбор.