«Идиот» в Театре Наций. Настасья Филипповна стала мужчиной

«Идиота» Достоевского в Театре Наций уложили в полтора часа: никакого классического прочтения, а клоунада-нуар по мотивам знаменитого романа. Режиссер и хореограф Максим Диденко вывел на сцену четверых актеров и распределил роли так, что и во сне не привидится.

Ингеборга Дапкунайте сыграла князя Мышкина Фото: Ирина Полярная /Театр Наций
Неузнаваемая Ингеборга Дапкунайте напоминает Чарли Чаплина. Так же семенит ногами, а на голове — фирменный котелок. Под глазами — точки, как у его дочери Джеральдин Чаплин. Дапкунайте невесома и хрупка, легко выполняет сложнейшие пластические кульбиты. Ее князь Мышкин — трагический клоун, оказавшийся в сонме брутальных героев. Парфена Рогожина попеременно играют Евгений Ткачук, ставший в одночасье знаменитым после роли Григория Мелехова в «Тихом Доне» Урсуляка, и Александр Якин. В красной жилетке и лохматой шубе, которая перейдет потом к Настасье Филипповне, Рогожин совершает трагический ритуал убийства и напоминает героя из страшной сказки. В его логове — скелетообразные портреты предков. Он, как и все здесь, — на грани, но только не нервного срыва. Срыв давно и бесповоротно произошел у каждого из героев.

Настасью Филипповну, как и Аглаю, играют мужчины — Роман Шаляпин и Павел Чинарев. Делают это виртуозно, раздражая половину зрительного зала, незнакомого с подобной субкультурой. Женщины — пугающе огромны. В сравнении с ними бедный Мышкин — тростинка на ветру. Настасья Филипповна — прямо-таки жгучая Кармен и чем-то напоминает любимую актрису Альмодовара — Росси де Пальма. Аглая — блондинка в парике и женщина, которая поет. Такие роскошные мужеподобные дамы могли бы иметь бешеный успех на премии «Тедди», ежегодно вручаемой на Берлинале, где искусство перевоплощения в представителей другого пола доведено до совершенства. Ей-богу, у нас таких высот в столь деликатном деле никто еще не достигал.

Максим Диденко — ученик Григория Козлова, имеет опыт сотрудничества с уникальным в своем роде питерским Русским инженерным театром «АХЕ». И его стиль привнес в интерпретацию Достоевского, чему поспособствовал и сценограф Павел Семченко. «Идиот» — причудлив и виртуозен, смел до умопомрачения. Не зря на вечеринке после спектакля худрук театра Евгений Миронов говорил, что ничего подобного в театре еще не было, и потребовалась отвага, чтобы замахнуться на такое. Храбростью в особенности отличилась Ингеборга Дапкунайте, которая с европейским спокойствием отнеслась к революционному «идиотскому» предложению. Мы поговорили с актрисой во время праздничного театрального фуршета.

— Вы, наверное, и предположить не могли, что когда-нибудь сыграете князя Мышкина?

— Мне очень повезло с самого начала. Я училась на театральном отделении Вильнюсской консерватории, и мой педагог Йонас Вайткус дал нам очень разностороннее развитие. Так что физический театр мне близок. У меня были самые разные роли. Но так сложилась судьба, что после окончания консерватории физический театр прошел мимо меня. А очень хотелось в нем поработать. И вот через столько лет то, о чем я мечтала, произошло. Признаюсь вам: не думаю, что это случайно, ведь я этого хотела. Конечно, не знала, что это будет князь Мышкин, что сложится именно такая комбинация.

— Для вас не было ничего шокирующего в самом предложении сыграть эту роль? Вы настолько смелая?

— Абсолютно ничего меня не смущало. Дело не в смелости, нет! Но если я — актриса и работаю в театре, то мне интересно пробовать что-то необычное.

— В процессе репетиций многое менялось или же существовала жесткая режиссерская конструкция, за рамки которой — не выйти?

— Наш режиссер Максим Диденко имел определенную идею в голове, но по ходу репетиций она развивалось, принимала новые формы.

— Смотришь на сцену — и кажется, что у вас нет тела. Откуда такая легкость в движении? Это природой данное свойство или же результат каждодневных усилий?

— У нас каждый день занятия. Когда мы только начинали работу и не были в должной мере подготовлены, приходилось заниматься по полтора часа. Сейчас требуется час или даже сорок минут для того, чтобы размяться. Посмотрите, как работают балерины или певцы. Они обязательно согревают свой инструмент. И нам надо это делать.

— Во время спектакля вы поете про святотатство. А вдруг придет зритель и спросит: «А чем вы сами занимаетесь? Достоевского испоганили». Люди сейчас категоричные…

— Не думаю, что мы так поступили с Достоевским и испортили его. У каждого — свое понятие об интерпретации классического произведения. Я уважаю мнение других людей, всех, кто считает, что Достоевского надо ставить только традиционно. А нам кажется, что его можно по-другому трактовать. Это свобода выбора. Не ходите на спектакль, если вам не нравится наш подход.

— Но люди же не знают, что их ждет, и могут быть разочарованы.

— Думаю, что знают. Мы же пишем, что это за спектакль, есть фотографии, которые обо всем говорят. Зрители же понимают, что это не классическая постановка. Для всех есть место под солнцем. В этом и прелесть Театра Наций. На его сцене идут спектакли широчайшего диапазона. Евгений Миронов как руководитель проводит потрясающую репертуарную политику.