С Ингеборгой мы встречаемся в лучших традициях 2020 года – в зуме. Но даже несмотря на режим «удаленки» поговорить получается лишь в воскресенье – плотный график актрисы не может нарушить никакая вторая волна. Она продолжает играть в Театре наций – до конца года пройдет еще несколько спектаклей «Цирк» и «Разбитый кувшин» (последний – премьера этой осени, тоже состоявшаяся вопреки всему). Снимается в кино: недавно, например, завершились съемки литовской криминальной драмы Piktuju Karta («Карта гнева»). Занимается благотворительностью – в качестве соучредителя фонда помощи хосписам «Вера». И при этом, кажется, успевает высыпаться. По крайней мере, мы ни за что не поверим, что человек, который проводит в постели меньше восьми часов в сутки, способен так широко улыбаться.

Кое-что, правда, актриса еще не успела сделать: она пока не видела сериал «Беспринципные», который вышел 15 октября в онлайн-кинотеатре «КиноПоиск HD». А ведь у Дапкунайте там одна из главных ролей – авторитарной жены героя Максима Виторгана по прозвищу Кимченыра. Впрочем, теперь у нее будет отличная возможность посмотреть комедию про жителей Патриков – 14 декабря состоится телевизионная премьера сериала на ТНТ.

О «Беспринципных»

Говорят, что каст сериала подбирался таким образом, чтобы актеры и персонажи были максимально похожи по характеру. Как считаете, у вас есть что-то общее с Ирой?

Не слышала об этом. Но если они считают, что мы с ней похожи, то я же не изменю их мнение, сказав: «Что вы, что вы, я другая».

Что было легче и тяжелее всего снимать?

Всегда трудно снимать сцены, где много людей сидят за столом и едят. Это со стороны кажется – ой как приятно, а на деле надо снять сначала общий план, а потом еще каждого по отдельности: в нашем случае это были восемь человек. Поэтому получается, что ты очень много раз делаешь одно и то же. Но это профессия, так что повторяешь сколько надо.

Насчет самой легкой даже не знаю. Мы неплохо на яхте покатались с Максимом, было весело. Хотя это тоже не так просто – снимать на лодке. Как всегда, времени мало. Опять же, движущиеся предметы – это всегда усложняет. К тому же нас и катер снаружи снимает, и камера внутри. Вообще должна сделать одно признание – я сериал не видела.

Вы в той сцене управляете катером – у вас вообще есть опыт вождения на воде?

Да, меня научили много лет назад на съемках в Шотландии. Там была сцена, где надо было на моторной лодке домчаться до берега, соскочить с нее и запрыгнуть в вертолет. Сначала снимался момент, где я сажусь в вертолет и он улетает. Потом снимается, как я плыву. А дальше – эпизод, где подхожу к берегу, выскакиваю и выбегаю из кадра, чтобы в следующем уже заскочить в вертолет. Но по закону – каким-то правилам страховой компании – я не могла самостоятельно заводить и глушить катер. Тогда мы придумали, что во время съемок на лодке будет присутствовать реквизитор, у которого есть права, и он по моему крику выключит мотор.

И вот мне говорят: «Ты как увидишь, что приближается берег, в этой точке крикни незаметно». У нас средний план, поэтому реквизитор лежал на полу и не видел, что происходит. Но кое-что они не учли: на моторной лодке очень шумно, поэтому мой крик он просто не услышал. Сама заглушить катер я тоже не успела, успела только вцепиться в руль и с криком Oh, shit! въехать на берег. Очень помогло, что берег был с гравием, и я всего лишь отломила мотор. Парадокс в том, что страховку мы все равно получили – ведь человек с правами был на борту.

В Москве ничего такого не было?

Нет. Управлять-то легко, а тормозить мне не нужно было.

А вы почему не смотрели сериал?

Я вообще не самый лучший зритель того, в чем сама снимаюсь.

Недавно стало известно, что проект продлили на второй и третий сезоны. Будете участвовать в продолжении?

Поживем – увидим.

О пандемии

Год назад в интервью Ирине Шихман вы говорили, что больше всего в советском строе вам не нравилась ограниченность передвижения. Понятно, что контекст сейчас другой, но все же, как вы переживаете то, что сейчас нельзя просто взять и уехать, куда угодно? Куда бы отправились в первую очередь?

Навестила бы маму и сестру, конечно же. Но так получилось, что я уже слетала в Литву – на съемки. Надо сказать, что передвижение не было таким простым, как раньше. Прямого рейса нет – вместо того, чтобы лететь час пятнадцать в Вильнюс, я летела три с половиной и три с половиной – то есть семь часов. Поэтому, конечно, есть некоторое беспокойство.

У легкости передвижения есть негативная сторона, экологическая – на природу частые перелеты влияют плохо. Тем не менее я обожаю путешествовать, мне этого не хватает. Сейчас сказала и поняла – мне нечего жаловаться: я и здесь прекрасно работала все это время и была занята. Но все равно: мне не нравится, что есть границы между странами.

С точки зрения работы есть ограниченность? Что просто не приглашают, потому что это слишком сложно?

Да, хотя есть несколько примеров, кто уехал сниматься: Александр Кузнецов, по-моему, Никита Ефремов. (Кузнецов снялся в датском сериале HBO «Камикадзе». – Прим. ред.) Но это, конечно, не так просто.

В период пандемии инстаграм узнал о вашем большом хобби – вязании. Может, посоветуете, кому стоит освоить этот вид рукоделия? Мужчинам, например?

Прямо посоветовать не могу – все-таки разным людям разное нравится. Для меня вязание – органично. Оно у меня получается само собой, это некая медитация. Я где-то читала про пожилую тетеньку – она там по каким-то критериям считалась одним из самых счастливых людей. Ее спросили, в чем секрет, и она ответила: «Я вяжу». Но у каждого свои рецепты.

Может, это вязание на вас так влияет, но во всех интервью вы крайне позитивная. Это я не комплимент пытаюсь сделать, а узнать – вы вообще злитесь?

Конечно, я злюсь! Просто стараюсь управлять этим. Есть две школы мысли: одна говорит, что надо выплескивать эмоции. А другая – что чем больше негатива выбрасываешь, тем сложнее с ним справиться. Я вот со второй согласна. Для меня лучший способ – отвлечение. Это круто работает с детьми. Они упрутся во что-то, а потом ты им говоришь: «Смотри, из той дырки вылезает крот». Сразу начинается «где-где», ты такой «ой, мне показалось», но он уже не кричит.

Когда получается, я переключаю внимание. Хотя иногда и кажется, что вот реквизит, который тебе вовремя не предоставили, – это и есть самое важное. Но это у меня быстро вылетает из головы.

Я тут еще почитала комментарии к вашим интервью. Вы ведь их не читаете, да?

Нет, что вы.

Там получается так. Все делятся на два лагеря. Одни говорят, что Ингеборга – это воплощение рассудительности и адекватности, очень структурированная. Другие считают, что вы – воплощение эксцентричности. Собственно, вопрос: вы-то как себя видите?

Думаю, что правы все. Раз каждый что-то видит. Конечно, хочется быть организованной… Но как я могу говорить о себе? Иногда думаешь, надо бы написать план – на три дня, на год, на пять лет. А с другой стороны, грохнет какая-нибудь пандемия.

О благотворительности

Вы недавно участвовали в круглом столе, посвященном благотворительности, и говорили, что важно прививать детям понимание того, как важно помогать людям. Даже тем, кому на первый взгляд уже ничем не помочь. Как вы сами пришли к этому пониманию?

Как ни странно, я поняла что-то про благотворительность, только уехав в Англию в начале 1990-х. До этого не было четкого видения. Понимала, что нужно подать человеку на улице, – вернее, не понимала, мне хотелось. Но сознательный подход – в том числе и понимание того, как работает система фондов, – появился только в Англии. Я выросла в Советском Союзе, где этого понятия просто не существовало. И в детях, на мой взгляд, это нужно воспитывать со школы.

А до взрослых людей как это донести?

Дело в том, что каждый занимается благотворительностью по индивидуальным причинам. Мне эта причина неважна, – лишь бы человек делал добро. А почему он это делает? Хочет ли он похвастаться перед девушкой. Или у него погибла собака, и он хочет помочь другим собакам. Меня не волнует предыстория. Волнует только то, чтобы наш фонд получал помощь и мы могли это применить в работе. Причем применить организованно, системно. Поэтому нам очень важны регулярные небольшие взносы. 100 рублей в месяц постоянно – это очень важно.

Чего не хватает благотворительности в России?

Очень обширный вопрос. Я все-таки не располагаю такими знаниями, чтобы сравнивать. Вообще, много чего не хватает. Думаю, мы находимся на хорошем пути, чтобы донести до как можно большего количества людей мысль о том, что помогать нужно. Когда человек, у которого самого не много денег, говорит: «Нафига я буду помогать тому, кто умрет через три дня». Я понимаю его мотивы. Но если объяснить, что он помогает эти последние дни прожить достойно, то, возможно, получится его убедить.

О работе

Есть ли награда, которую вы хотели бы получить?

Если честно, это лестно, но очень временно. Вот ты получил ее вчера – и что? Конечно, приятно, что кому-то понравилось, но очень субъективно. Награды же тоже вручают люди.

Или в кино. И чтобы это все имело какой-то смысл. Даже если смысл – в отсутствии смысла. Моя работа заключается в общении со зрителем. Если есть коммуникация, то это круто, а если нет – то никакая статуэтка не поможет.

Как изменилась коммуникация во время пандемии? Особенно в театре.

Вы знаете, как ни странно, в театре я не чувствую, что стало меньше людей. Потому что – ну неужели я буду играть по-другому, если в зале сидит 25 человек, а не 100? Конечно, нет. Это как? На пять рублей меньше заплатили…

На пять рублей меньше и сыграли!

Вот да.

А в кино по-другому стало?

Нет. Ну все в масках. В Литве я снималась – там все невероятно дисциплинированные. Даже не знаю, как некоторые люди из съемочной группы выглядят, потому что все в масках. Мы в кадре снимали и надевали маски по команде.

В России не так?

Как бы мне дипломатично ответить… Не совсем. Но у нас и по улицам не все ходят в масках, а в Вильнюсе все поголовно. Не буду сейчас заводить дискуссию, полезно это или нет, просто менталитет другой.

О вечном

Вы как-то спрашивали Джона Малковича, как он относится ко времени. Теперь я вас хочу спросить – как вы ощущаете время?

Если готовишься к премьере, вообще не замечаешь, как течет время. Мы недавно выпускали «Разбитый кувшин», я очень полюбила этот спектакль. Мы как-то успели до начала второй волны.

На съемочной площадке бывает, что все летит, а бывает, что сидишь и думаешь: «Когда же этот день закончится, сколько можно кататься в этой машине». Потому что съемки в машине – это всегда утомительно. Сидишь внутри, вокруг все облеплено людьми, режиссер что-то кричит в рацию, половину не слышно, везде аппаратура, двинуться нельзя. Свое очарование есть, конечно, но все-таки.

Если бы у вас была возможность забыть какой-то фильм и посмотреть его заново, то что бы это было?

Pulp Fiction («Криминальное чтиво». – Прим. ред.), «Фарго». «Короткая встреча» Дэвида Лина 1945 года – это мой любимый фильм, он не очень популярен в России. «Завтрак у Тиффани», «Касабланка»… Сколько у меня времени? Список очень длинный!

Вы продолжайте, мы соберем список «по Дапкунайте».

«Лоуренс Аравийский», «Как украсть миллион». Из последних… «Любовное настроение», Chungking Express («Чунгкингский экспресс». – Прим. ред.). Фильмы Цай Минляна. Даже не знаю. Я не великий синефил, но кое-что смотрела.