В Пушкинских горах прошла лаборатория по «Борису Годунову»

Государственный Театр Наций под руководством Евгения Миронова в рамках программы по поддержке театров малых городов России вот уже на протяжении восьми лет проводит лаборатории по современной драматургии, иногда проходящие в «нетеатральном пространстве» — музеях, усадьбах и других впрямую не связанных с театром площадках. На этот раз дошла очередь до Пушкинских гор, наверное, самого сильного по своей энергетике места гения (и гения места). Ставить здесь решили, естественно, Пушкина.

Олег Лоевский арт-директор лаборатории предложил разделить трагедию "Борис Годунов«на четыре части, а поставить каждую из них разным режиссерам, в разных пространствах, с разными исполнителями. Благо, драма Пушкина, по современным меркам, напоминающая киносценарий, легко разбивается на отдельные отрывки. Но у ее постановочной судьбы есть особенность — самые удачные интерпретации — это, прежде всего, мощные высказывания на тему власти и взаимоотношений с ней. И было любопытно, как выскажутся на эту тему Кирилл Сбитнев, Кирилл Вытоптов, Иван Комаров и Вячеслав Тыщук. Еде любопытнее было — сложатся ли эскизы в единую картину, и как будет трактоваться образ Бориса.

Первые сцены выпали на долю Кирилла Сбитнева, создавшего атмосферу тотальной подозрительности и всеобщего недоверия. Действие началось с эффектного пролога на берегу озера. Шуйский и Воротынский появились вплавь в сопровождении слуг — юноши и девушки, вылезли на небольшую пристань, опасливо всматриваясь друг в друга. Кто есть кто, стало ясно только после того, как двое из приплывших с помощью сотоварищей облачились в черные брюки и пиджаки на голое тело. Обряд одевания превратился в самостоятельную пантомиму. Господа, прежде чем позволить натянуть на себя платье, ловким движением ноги отбрасывали холопов при всякой попытке приблизиться. Наконец, когда туалет был завершен, Шуйский и Воротынский с хорошо знакомыми «приклеенными» улыбками, поприветствовали народ — зрителей, расположившихся на суше.

Непосредственное действо началось по соседству — у дома похожего на боярский терем. Шуйский и Воротынский, уже обутые, в костюмах, белых рубашках и при галстуках, обрели вид и повадки современных чиновников высокого ранга. Их диалог о Годунове (согласится ли он принять царский венец) и об убийстве царевича Дмитрия напомнил беседу сегодняшних политтехнологов: опытного и циничного (Шуйский) и помоложе, понаивней (Воротынский). В каждом их движении сквозила осмотрительность и настороженность. Шуйский привычно ощупал собеседника, проверяя, нет ли микрофона, а сам, как выяснится позже, записал на телефон компрометирующие товарища речи. Сцену на «Девичьем поле» Сбитнев решил как митинг, участниками которого стали зрители, охотно следовавшие командам, раздававшимся из мегафона — куда и как встать. А посреди этой толпы скакали экзальтированные агитаторы-провокаторы, все те же юноша и девушка. Глядя в мобильники, они зачитывали новости: сообщая, что происходит в Новодевичьем монастыре (туда отправилось посольство к Борису и оттуда он вышел уже царем).

В версии Кирилла Сбитнева Годунова сыграла актриса Людмила Исакова. Борис здесь женственно слаб, хоть и хочет казаться сильным, он — такой же чиновник, как и остальные, только более утонченный и рефлексирующий. В тронной речи он обнаруживает почти искреннюю веру в свое предназначение, а знаменитый монолог «Достиг я высшей власти» превращается в пьяную исповедь. Ее свидетелем становится безмолвствующий Пимен, только что закончивший разговор с Григорием Отрепьевым, после которого Гришка сел в лодку и уплыл навстречу своей новой судьбе.

Надо сказать, что четверо артистов Государственного национального театра Республики Карелия, играющие по несколько ролей, продемонстрировали актерскую гибкость и способность к мгновенному перевоплощению. Воротынский (он же Пимен) — Глеб Германов, ярок и убедителен в разных ипостасях, так же как Людмила Исакова. Андрей Шошкин— Григорий Отрепьев (и еще несколько ролей) и Никита Анисимов, виртуозно преобразившийся из хитрого царедворца Шуйского в нелепую журналистку из литовского отделения «Медузы», чьими устами озвучена история бегства Гришки из монастыря.

Из среды политической элиты с ее подковерными играми действие переносится в обывательский мир российской провинции. Тезка Сбитнева Кирилл Вытоптов, так же, как и постановщик третьей части Иван Комаров, выбрал для своего эскиза родовое гнездо Ганибалов, усадьбу Петровское. Эпизод в корчме играли встоловой флигеля. Зрители (кто, сидя на скамье, кто — прямо на полу, кто стоя) расположились у стены, а пространство музейного интерьера с большим обеденным столом посередине стало сценической площадкой. Место приставов заступил добродушный полицейский, который, не скрываясь, подбрасывал пакет с наркотиками всем участникам сцены, в зависимости от того, на кого в этот момент падало подозрение. Петр Незлученко— главный режиссер и артист Серовского театра, сыгравший пристава-полицейского в следующих эпизодах вышел уже в заглавной роли. Ирина Носкова из сдержанно-вежливой хозяйки корчмы превратилась в шмыгающую по дому Шуйского шпионку, а затем в безутешную царевну Ксению. Бродяга-чернец Варлаам (Дмитрий Плохов) стал Шуйским. А его спутник Мисаил (Евгений Вяткин) — царевичем Федором. Угрюмо-сосредоточенный, нервный Анатолий Рубан в роли Отрепьева предстал предусмотрительно мудрым Пушкиным.

Сцену в Царских палатах Вытоптов перенес на берег озера, где наслаждается жизнью представленный самодовольным князьком Царь Борис. Для него главное — собственное спокойствие, его раздражают и Шуйский со своими недобрыми известиями, и беспрестанно рыдающая по погибшему жениху дочь Ксения, которую он то и дело досадливо отсылает прочь: «Душа моя, поди в свою светлицу». Избавиться от неприятного помогают водные процедуры: царь периодически прыгает в воду, словно смывая с себя негатив. Такому Борису, напоминающему криминальный авторитет середины девяностых, безразлична судьба и России, и собственных детей. Он только хочет сохранить то, что успел урвать от жизни. Ставшую крылатой фразу: «Ох, тяжела ты, шапка Мономаха» Борис-Незлученко произносит, благодушно поглаживая свой круглый живот.

Случайно (режиссеры не были посвящены в замыслы друг друга) или по загадочному промыслу (Пушкин здесь присутствует постоянно), но спектакль совершил своеобразный экскурс по ключевым этапам отечественной истории. Из наших дней шагнув в 90-е, в третьей части действияон приблизился к революции 1917 года. Во всяком случае, говоря: «Позвал на Русь я, в красную Москву», — Самозванец явно имеет ввиду политическую окраску российской столицы.

Для своего эскиза Иван Комаров выбрал выходящую в сад террасу господского дома. Действие переносится из дома Вишневецкого в Кракове, в замок Мнишека в Самборе, на литовскую границу и в царскую думу в Москве. И польские, и российские сцены здесь идентичны по милитаристскому духу. И там, и здесь царит пьянящий мужские головы кураж близости военных действий. И замок Мнишека, и царская дума напоминают военные ставки. И тут, и там куражатся, крепко выпивают и поют: в думе (пожалуй, слишком продолжительно) казацкую песню. У всех исполнителей — Кирилла Парменова, Анатолия Иванова, Ивана Мошнина, Евгения Петрова, Алины Бичай (артистов Великолукского драмтеатра) есть роли и в том, и другом стане. Все персонажи представлены в остром сатирическом ключе. Сцена у фонтана звучит достаточно гротескно. Парменов-Самозванец и Марина Мнишек-Бичай сыграли ее как словесный поединок старающихся обхитрить друг друга противников, без каких либо лирических эмоций. Впрочем, где верховодят политические интересы, — нормальным человеческим чувствам нет и не может быть места. И эта мысль красной нитью проходит через все отрывки.

Финальная часть в постановке Вячеслава Тыщука, хорошо владеющего формой, сделана и сыграна лаконично и снайперски точно в передаче режиссерского замысла, вдохновленного первым названием «Годунова»: «Комедия о настоящей беде Московскому государству, о Царе Борисе и Гришке Отрепьеве — летопись о многих мятежах и пр. — Писано бысть Алексашкою Пушкиным в лето 7333 в городище Вороничи».

Играли эскиз артисты из Великих Лук не где-нибудь, а в городище Воронич, на горе, сидя на груде пушечных ядер (они были найдены при раскопках). Был здесь и сам Алексашка Пушкин в цилиндре, с бакенбардами и рукописью своего произведения. Как и в других отрывках, все играли по несколько ролей, но в минималистских мизансценах, практически не сходя с места. Юродивый Николка «появлялся» (хотя это звучит условно, ибо никто никуда с места и не сходил) в шапке утыканной бубенчиками. Именно ее отнимали у него вместо копеечки, а потом ее, как шапку Мономаха, надевал Борис и ее же примерял на себя Самозванец.

Артисты (Игорь Николаев, Сергей Гостюжев, Михаил Морозов, Василий Владимиров, Михаил Лачков) выдержали шутейную интонацию и простодушную стилистику лубка с первого до последнего момента, что еще явнее обнажило современность текстов «комедии о настоящей беде», которая веками не оставляет Россию.