В Театре Наций — премьера. На сцене декорация, изображающая спортивный зал в школе: козлы, брусья, скамейки, — обстановка, каждому знакомая. На длинном столе, составленном из двух парт, лежит тело. Это «мертвый труп» Бориса Годунова, видимо, директора той самой школы, где будет происходить действие: выборы нового директора, борьба за власть, ставшая спортивной игрой, и спортивные игры с властными амбициями. Так сегодня играют известную пьесу Пушкина, с длинным названием «Комедия o настоящей беде Московскому государству, o царе Борисе и о Гришке Отрепьеве», а в версии режиссера Петра Шерешевского переименованную в «Борис Годунов. Сны».

При чем тут спортзал, школа, спросите вы, если вы зритель неопытный или консервативный. И почему «Сны»? Кто кому снится? На это ответить можно так – классическая пьеса в современном театре лишь повод для диалога постановщика со зрителями. Режиссер предлагает свое прочтение известного сюжета, а публика решает, насколько убедительно, интересно и актуально его концепция воплощена на сцене. И если режиссеру нужно перенести действие из 1598 года в некое условное настоящее, а персонажей переодеть в деловые костюмы, спортивную или военную форму, использовать видеокамеры, музыку, а к тексту Пушкина добавить немного современных слов, то он вправе это сделать. Зритель может возмутиться и не ходить в такой театр, а может задуматься и попробовать понять, о чем с ним разговаривает театр, погружая известный сюжет в современный культурный контекст. «Это злободневно, как свежая газета», — сказал Пушкин, прочитав «Историю государства российского», написанную Карамзиным, и сел писать свою драму о Годунове. Каждое время приносит свою злободневность, и театр работает не только с тем, что задумал Пушкин в 1824 году, но с тем, что наслоилось на его текст за двести лет, прошедших с тех пор.

Итак, выборы. С них начинается пьеса Пушкина. Народ на Красной площади уговаривает Бориса стать царем (а, кстати, у нас ведь выборные участки часто устраивают в школах). Опытные бояре в исходе уверены: «Народ еще повоет да поплачет, Борис еще поморщится немного, Что пьяница пред чаркою вина, И наконец по милости своей Принять венец смиренно согласится». Так и происходит: команда Бориса побеждает, подставная команда проигрывает, начинается праздник, речи, дети поют «Славься». Умерший уже однажды царь (его играет Игорь Гордин) пытается рассказать детям, в обилии представленным на сцене, что такое практическая власть, как сложно складывается история, и вообще – как все запутанно, но похоже, запутывается сам, в дурном повторении одного и того же. Дети – важная часть спектакля, это первоклашки, милые, веселые, смешные. Они и народ, и будущее народа. Их тренируют, их кормят, выводят со сцены, когда надо, а в финале, когда, согласно пьесе, народ безмолвствует, они своими звонкими голосами выводят «И на обломках самовластья», стихи Пушкина, положенные на музыку композитором Ванечкой (Оркестр приватного танца), постоянным соавтором Шерешевского. Это пение благодаря эффекту музыки и детских голосов производит глубокое впечатление даже на ту публику, которая осталась равнодушной к предыдущему действию.

Трагедия Годунова, разыгранная охранниками, официантками, школьниками и учителями, неминуемо приобретает форму балагана. Петр Шерешевский любит работать в двух жанрах сразу: смешивать возвышенное с попсой, высекать смысл из столкновения анекдота с поэзией (в этом спектакле он привлекает к себе в союзники Пушкина, цитируя его фривольные эпиграммы). Но главной остается та самая проклятая «злободневность», которая все никак не уйдет в прошлое. Почти любая фраза Пушкина звучит злободневно, и именно это превращает исторические события в какую-то пародию, бутафорию, гиньоль: ведь невозможно, чтобы в течение 200 лет каждое поколение находило в «Годунове» сходство с происходящим в новом и новом времени. Так что это уже и не история, и не исторический Годунов и Самозванец, это дурное колесо власти, для которой идут постоянные поиски легитимности.

У Пушкина, надо отметить, в первоначальном замысле была зеркальная структура – четыре картины о Годунове, четыре о Дмитрии Самозванце. Половина пьеса об одном властителе, вторая – о другом. Оба, в сущности, самозванцы, манипуляторы, авантюристы. Но если у Годунова еще есть какая-то рефлексия, желание исповедоваться, объяснять свои мотивы, то Дмитрий (Данил Стеклов) – даже не задумывается, действуя настолько стихийно и бесстыдно, что все у него получается. Но ни многослойный и почти трагический Годунов, ни бессовестный пацан Дмитрий – не главные в этой макабрической истории. На первый план явно выходят царедворцы, те самые слуги царя, которые с легкостью из собственной выгоды сдадут властителя при малейшей возможности. Афанасий Пушкин (Виталий Коваленко), Василий Шуйский (Сергей Беляев) и Басманов (Александр Кудренко) – каждый в своем роде стремится сохранить позиции при смене властителя, в них нет личной преданности, только льстивость, но они всегда остаются при власти. Той или иной.

Спектакль Театра Наций идет два часа без антракта, действие раскручивается все быстрее, пушкинский текст сокращен, но не изменен, просто все мотивировки, только предполагаемые автором, режиссер выносит на авансцену и утрирует. Так бояре перед присягой Самозванцу меряют кроссовки, присланные им из-за границы, а беднягу юродивого, не пожелавшего молиться за царя Ирода, Басманов тихо душит в раздевалке. Лес изображают чучела медведей, размещенные на спортивных скамейках в строгом соответствии с картиной Шишкина, а Самозванец, обретая поддержку, облачается в пушистую шубу поверх тренировочного костюма. Исторических реалий в спектакле искать не стоит, так как это фарс, а не история. Вечный сюжет, набивший уже оскомину. Но неизбежно повторяющийся вновь.