Болгарский режиссер Явор Гырдев произвел впечатление, после того как на 30-м Московском международном кинофестивале представил свой дебютный фильм „Дзифт” — редкий случай по-настоящему экспериментального кино и, несомненно, авторского высказывания. А потом он рассуждал о театре и кинематографе на прекрасном русском языке и поразил журналистов своим знанием западной и славянской культуры, вообще, уровнем разговора, который нечасто услышишь в среде современной творческой генерации.

Явор — прежде всего театральный режиссер и ставил не раз спектакли по произведениям русских авторов: от Достоевского до Петрушевской и Ольги Мухиной. Оценить его мастерство смогли и на фестивалях „Территория” и NET. Теперь Явор Гырдев поставил спектакль в Театре Наций. Жанр определяется как собеседование, а по сути, офисный триллер, или психологический детектив на тему актуальной жизни офисов. „Метод” Грёнхольма написан Жорди Гальсераном — испанским драматургом и переводчиком. По этой пьесе уже снят в 2005 году фильм „Метод” Марсело Пинейро, удостоенный главной награды Испании в области кино „Гойя”. Офисные триллеры сегодня популярны в европейском театре и кино, даже знаменитый датчанин Ларс фон Триер удостоил вниманием этот жанр.

Офисным планктоном нас пугали не раз, и есть чего испугаться. Жители благополучных европейских стран периодически доходят до ручки в безликих, стерильных офисах, где проходит жизнь, пребывают на грани нервного срыва. Кто-то во имя спасения бросает службу и отправляется в многомесячное и часто одиночное путешествие куда-нибудь в Мьянму, туда, где первозданна жизнь и хватает экстрима. Не зря же у благополучной швейцарской молодежи сегодня в чести свадьбы на фермах, предполагающие гостей в сапогах, навоз, грубую еду. Это — как спасение и глоток живительного воздуха.

На сцене Театра Наций — три актера и одна актриса: Сергей Чонишвили, Игорь Гордин, Максим Линников (молодой и талантливый выпускник Екатеринбургского театрального института, ныне снимающийся в сериалах) и Виктория Толстоганова. Их герои — вполне себе среднестатистические сотрудники среднестатистических компаний, пребывающие в поисках новой высокооплачиваемой и престижной работы. Они — эдакие образчики чистокровных служащих — собираются в одной безликой комнате, олицетворяющей собой офис офисов, и выясняется, что всех их пригласили на собеседование. Из четверых предстоит выбрать одного — самого достойного, но для этого надо пройти психологический тест, вывернуться наизнанку, доказать, что ты - выше всех.

Не станем выдавать дальнейшее развитие сюжета, он тут важен не менее, чем микроскопическое изучение каждого из этих героев наших офисов и дней. Им предстоит выяснение того, кто есть кто на самом деле. Люди без эмоций, но с нервами, как выяснится, превращаются в винтики, часть системы и механизма. Они давно не живут, а функционируют. Ничего интересного ни в них, ни в их жизни нет, никакой человеческой самобытности. И они готовы идти на унизительную процедуру психологического концлагеря. Подобные события могут происходить где угодно, в любой стране, недаром в офисе установлены ячейки с названиями мегаполисов мира, из которых персонажам предстоит вынимать конверты с заданиями. Это универсальные люди корпоратива, слой которых вполне сформировался и в Москве. Если оказаться в каком-нибудь нашем модном ресторане, то может стать тошно. За столиками сидят молодые и одинаковые люди, говорящие о том, кто и где отдыхал, какого класса был отель, какой марки автомобиль лучше. Все — утилитарно, и все — о благосостоянии. Редко кто заговорит о чем-то более одухотворенном. Никакого отклонения от нормы, никакого выплеска эмоций. Усредненный язык, наводненный безжизненной офисной терминологией.

Все это напоминает „акулу в формалине”, лишенную жизни, но не стоимости, которая нависает над происходящим на сцене.

Художник спектакля Никола Тороманов, не раз работавший с Явором Гырдевым (он тоже из Болгарии), скопировал знаменитый арт-объект британца Дэмиена Херста под названием „Физическая невозможность смерти в сознании живущего”. Продана она была когда-то по сумасшедшей цене, но потом выяснилось, что законсервирована акула была плохо и подверглась разрушению. Акулу заменили, и начались споры: старый это объект искусства или новый. В общем, договорились до того, что единственное мерило ценности сегодня — финансовый эквивалент произведения. Проверку на „вшивость” проходят и персонажи пьесы. Они готовы на все, чтобы заполучить хорошо оплачиваемую работу, чтобы выяснить, кто из них засланный казачок из отдела кадров, проверяющий их на профпригодность. Изощренными методами достигается искомое. После чего совсем уж ничего человеческого в этих безликих существах не остается. Они ни любить, ни жениться не могут по-человечески, ни посмотреть в глаза друг другу. Сонм пластмассовых кукол, мелкий планктон.

Зрители в зале воспринимают все буквально. Глядя на нелепого персонажа Игоря Гордина, бизнес-леди, сидящая поблизости, произнесет: „Не хотела бы я видеть такого странного человека в числе своих сотрудников”. А он действительно поначалу тут самый живой и одушевленный персонаж. Но такие не нужны. Нужны роботы. Однако фокус пьесы в том, что сформировавшиеся впечатления от героев меняются по ходу дела не раз. И у актеров есть возможность маневра и самых противоположных проявлений, как и шанс приобщиться к европейскому театральному языку, который, несомненно, диктует режиссура Явора Гырдева.