“БЕСПАМЯТНЫЕ” Любы Стрижак в постановке Талгата Баталова – спецпроект Театра Наций и фестиваля “Территория”

Шестеро артистов, похожих на “просто людей”, стоят на узкой полоске сцены между двумя половинками зала Малой сцены Театра Наций. В торце – видео, разрезающее мельтешащими кадрами монтаж разговоров на десять глав. Порядковый номер каждой объявляет аудиоголос. Кекелидзе, Милехина, Буденайте, беспамятный из Голландии, беспамятный из Германии, Петр и его жена, волонтер Красного Креста… Шестеро артистов – Ирина Вилкова, Алексей Маслодудов, Михаил Ефимов (“доковский призыв”), Сергей Савлук, Владимир Терещенко, Софья Реснянская – исполняют чужие речи как музыкальную партитуру. Никто не кричит, и почти никто не волнуется, но и фирменной “читочной” скороговорки здесь тоже нет. Артисты ретранслируют чьи-то воспоминания, признания, открытия – иногда, как обаятельная Вилкова, чуть продавливая свое личное отношение к таким вот историям. А истории удивительные.

Документальная пьеса Любы Стрижак, драматурга из Петербурга, активно работающей в Москве (в проектах Театра.doc, Class Act, Гоголь-центре и многих экспериментальных проектах), смонтирована из фрагментов интервью со специалистами Центра психиатрии имени В.П.Сербского (Зураба Кекелидзе отдельно благодарят за помощь в работе), работниками телепрограммы “Жди меня” и самими потерпевшими – теми, кто имеет диагноз “биографическая амнезия”. Кто-то, как женщина, блуждавшая в районе площади трех вокзалов, просто вышел утром из дома и пропал. А нашли ее и вернули родственникам по карманному календарику, на котором была фотография парня в военной форме, оказавшегося сыном потерявшей память женщины. Кто-то обнаружил себя лежащим на мокрой траве в районе перекрестка на окраине голландского города, одежда без бирок, в карманах – пусто, в голове – тоже. Кто-то не знает, что нужно есть, чтобы не умереть, ему дают булку и чай, он ест и начинает плакать. Кто-то бегает по тюремному саду – вроде как спорт – но бегает босиком, пока охранник не выйдет на улицу и не увидит, что вся земля в крови от стертых ступней. А человек не знал, что это – неправильно. То есть он даже не знал, что это больно. Все связи нарушены, все лица из памяти стерты, не осталось ничего, чтобы понять, кто ты (спецназовец или просто крестьянин, подравшийся до сбитых костяшек?), кем работал (проституткой, как тебе велели новые “хозяева”, или нет?), кто твоя мама (матери думают, что их-то точно узнают, а их не узнают), почему не нужно вставать, когда она входит в комнату (не надо это делать из вежливости), и что нужно делать с этой незнакомой голой женщиной в постели (а она – твоя жена).

Стрижак монтирует эти рассказы, короткие, как вспышки, с большим вкусом и чуткостью к мелодике и ритму речи. Заставив артистов прочитать свидетельства о страшном и странном опыте потери памяти в таком жестком рисунке, режиссер Талгат Баталов оставил нам люфт – дистанцию между признанием невидимого человека и тем впечатлением, которое оставляет исполнение его “партии”. Подзаголовок пьесы – “Игра в память” – становится спрятанным за документальность условием скрытого тренинга, упражнения, которое в качестве финала предлагают и нам всем. Сначала инструкция: поморгай часто в течение короткого времени и запомни, какое лицо появилось в твоем сознании первым – его ты забудешь первым; посмотри, какая фотография на твоем телефоне сделана последней – это ты; что у тебя в карманах – это все, что останется от тебя, если тебя найдут без памяти. Артисты выкладывают на пол все, что у них в карманах. Оператор подходит и снимает все нехитрое барахлишко, а нам показывают крупным планом на экране: проездной, крем Nivea, монетки, зажигалка… Ничего личного, или почти ничего. Ничего, что может свидетельствовать в пользу того, что ты был и есть. Остальное – дело случая и вот таких замечательных бойких девушек из телепередачи и умных врачей из Центра психиатрии имени Сербского, которые умеют частично возвращать память о некоторых фактах из жизни. Это театрально и талантливо сочиненный момент острого осознания того, что такая беда – не далеко, а близко, что рядом с нами, возможно, ходит не опустившийся пьяница (хотя почему бы и ему не помочь?), но случайно или волей криминального случая потерявший память человек, что ты и сам на один сантиметр от подобного, не зарекайся, и так далее, и так далее. И вот тогда “игра в память” превращается в нужный каждому тренинг – внимания не только к себе, у которого и карманов-то может не оказаться, не то что паспорта, но, главным образом, к другому, к попавшему в беду. “Беспамятные” с их откуда-то взявшейся верой в людей, в то, что можно найти, помочь, вернуть, сближают максимально “я” и “другого”. Игры с памятью, как выясняется, играют самые разные шутки с людьми, и кто-то мучается в беспамятстве, а кто-то рад бы забыть себя настоящего, чтобы жить придуманной, более интересной и “героической” биографией.

«…мы встречали людей в ГУМе, у фонтана. И собиралось довольно большое количество народу – кто кого-то потерял, – для того, чтобы объявление по ТВ сделать. И я там была. И вот вижу, мальчишка сидит. Он молодой такой парень, шапка натянута на брови. Он сидит как раз у этого фонтана, прямо сидит. А уже почти мы закончили… Не почти, а закончили, и я говорю: “Слушайте, а вы чего? Вы что-то хотите?”. – “Да”. “Вы ищете кого-то?” – “Ищу”. “Кого?” – “Себя”».