Художественный руководитель чеховского МХАТа Олег Табаков продолжает поиски молодых драматургически-режиссерских имен, которые еще театром не охвачены. Можно успокоиться — их много. Но первым обретением нового мхатовского сезона стал небезызвестный Евгений Гришковец, выступивший в двух ипостасях сразу — автора и постановщика. Впрочем, в программке он скромно поименовал себя „автором спектакля”, а появившись перед публикой в прологе представления, заявил, что все это — плод коллективного импровизационного творчества участников постановки.
О Гришковце, кажется, все уже давным-давно сказано, причем куда больше лестных и комплиментарных фраз, нежели критических реплик. Его любят, он - феномен и мастер, вера и надежда. Он явился слишком неожиданно и по-хорошему „экзотично”. Но, увы, экзотики не бывает много, иначе она неизбежно перемещается на территорию „общего места”.
Евгений Гришковец безусловно талантлив и также безусловно однообразен. Особенно в последнее время. Впрочем, это охотно выдается за неповторимость манеры и стиля. Меняются тексты и темы, но формы остаются прежними, узнаваемыми с полувзгляда. Его тексты — наивные „потоки сознания”, с бесконечными житейскими „ну”, „ага”, „угу”, „это вот” и прочая, и прочая. Из его собственных уст это звучит искренне, откровенно и заманчиво, потому что имеет личностный характер. Но дай его текст актерам (любым!), и они моментально становятся „клонами” автора — те же интонации, то же сбивчивое косноязычие, только, по ощущениям, тщательно отрепетированное. Когда в прологе мхатовской „Осады” Гришковец по-домашнему вышел на сцену и в своем привычном амплуа застенчивого простака заговорил о задержке спектакля и отключении мобильников, показалось, что это некий прием „камертона”. Он взял свое „ля”, немного подержал и передал актерам.
Спектакль „Осада” — о войне, причем о войне как о мифе, вневременной и бесконечной. О личном и сегодняшнем ощущении этой темы, хотя изначально Гришковец шагнул далеко, обратившись к гомеровской „Илиаде”, античным же мифам и их героям. Получилась пародия, не лишенная занимательности, но насквозь пропитанная духом студенческих представлений. Герои мифов, не представляясь под своими именами, частично присутствуют на сцене (плотненький приземистый Икар — Максим Какосов, Ахиллес со своей пятой — Александр Усов). Остальные же, изрядно приниженные до уровня наших неказистых соотечественников, оживают в рассказах Ветерана (Виталий Хаев), которыми он навязчиво потчует абстрактного Юношу (Олег Соловьев). Так вот и сидят они друг против друга весь спектакль, первый — в потрепанной одежонке и лысый, второй — модный и кудрявый, с выкрашенными прядями. И Геракл, обращенный в Бубнилу, чистит в рассказах деревенскую конюшню. И Сизиф в облике недалекого селянина незнамо зачем катит в гору свой камень. В общем, сюжетец на тему рассказа Дяди: „Богатыри — не вы”. Мораль сей басни? В том, что все на свете повторяется. Ну, наверное. Свеженькая такая мораль.
А между тем монологи сидящих то и дело разбиваются явлениями трех Воинов под порядковыми номерами (первый — Игорь Золотовицкий, второй — Валерий Трошин, третий — Александр Усов) в смешных одеждах с намеком на „седую старину” (костюмы и сценография Ларисы Ломакиной). Осаждающие некий город древние солдатики очень разные — есть и рефлексирующие, есть и тупо верящие в то, что „наше дело — правое”. Что-то там между собой они пытаются понять о войне и мире, жизни и смерти и прочих высоких материях. Но, взобравшись на помост-корабль-песочницу (игра все-таки) и приблизившись вплотную к публике, начинают отчаянно комиковать в духе кавээнных реприз и приемчиков. Это смешно, ничего не возразишь. Но не всегда адекватно сути происходящего.
Есть и музыка, поданная в качестве Высшей силы (живой оркестрик в составе Ирины Лавриной, Алексей Балабанова и Евгения Щербакова), и наивные рукотворные облачка-стрелы-молнии (сколько всего подобного кочует у Гришковца из спектакля в спектакль), и явления поющей Богини (Елена Гришковец). К счастью, синтез иронии и серьеза в атмосфере угадывается. Как и то, что атмосфера эта не слишком свежа — уже в который раз Гришковец, как истинный „мэтр”, возобновляет и модернизирует свои старые спектакли. Право же, он достоин своего театра — соответствующего стиля и уровня. Тем более что собрать его творения по Москве в одно место труда не представляет. Только отыщется ли тот, кто окажется в силе пересмотреть их все подряд. А так, пришел теперь во МХАТ, и одного будет вполне достаточно.