В Театре наций вышел спектакль Дмитрия Волкострелова «Русскiй романсъ». Сначала режиссер предлагает выслушать и понять современников, а затем — людей позапрошлого столетия

Театр, по мнению Волкострелова, отвечает за непрерывность художественной традиции. Последние работы режиссера — спектакли по лекции Кейджа и неизвестной драматургии Беккета, долгосрочный проект Группы юбилейного года о Театре на Таганке — были задуманы для того, чтобы мы снова заговорили об этих явлениях культуры.

«Обращаясь к прошлому, нужно заимствовать идеи, но не формы. Есть вечные идеи, а формы, инструментарий, условность каждый раз необходимо разрабатывать заново, делать их адекватными времени». Так писали о традиции участники Группы юбилейного года. Этой же формулировкой Волкострелов пользуется в работе с классическими русскими романсами. Сами они далеки от языка сегодняшней культуры — актерам, как и зрителям, необходимо выделить время на подготовку, прежде чем они приступят к «концертной» части. Зато идеи, лежащие в основе этого музыкального жанра, ничто не мешает выразить другим равнозначным способом. Более того, они и так созвучны с некоторыми тезисами актуальной режиссуры.

Искусство (и в частности театр) интересует Волкострелова как род коммуникации. Классические русские романсы исполняли в салоне, а не в концертном зале («музыка для друзей», по словам режиссера). Неформальные, в определенном смысле даже интимные отношения между аудиторией и исполнителем — это и есть то, что, как считает Волкострелов, может подлежать реконструкции.

Но в то же время пение романса не просто доверительный разговор: обратиться к слушателям своими словами и пропеть чьи-то стихи — это не одно и то же. Поэтому даже глубоко личное высказывание исполнителя будет опосредовано музыкальной формой (за нее в спектакле отвечает композитор Дмитрий Власик). Возможно, между зрителем и художником, артистом так или иначе должна существовать неопределенность, недосказанность, которая оставляет место воображению. По крайней мере, Волкострелов всегда старается сохранить эти пробелы, слепые пятна. В «Лекции о ничто» актер и зритель сидят на соседних стульях, но разделены ширмой. Здесь, чтобы соблюсти условия «музыки для друзей» и при этом не потерять эффекта дистанции, режиссер предлагает своим четырем актрисам (Алена Бондарчук, Татьяна Волкова, Инна Сухорецкая, Мария Шашлова) заранее написать послания к публике, а затем поменяться конвертами и зачитать чужое письмо. Мы слышим одного человека, но слушаем другого, который в это время молчит.

Исключение сделано для четвертой участницы — она говорит от себя, но слышно ее только в записи. Обладательница загадочного голоса появляется лишь на поклонах, а в остальное время прожектор освещает пустое место у микрофонной стойки (на каждом спектакле отсутствуют разные актрисы).Кроме сложного диалога с аудиторией в спектакле происходит и другой диалог — собственно с жанром романса. Заказ Театра наций, объявившего Год русской классики, Волкострелов понял оригинально — проблематизировал само понятие классики, вечно актуального произведения искусства. Наиболее существенная граница проходит не между залом и сценой, а между современной культурой (объединяющей артистов и публику) и культурой романса, культурой XIX века, которая не слишком хорошо нам известна. Когда актрисы переодеваются в белые платья в пол под старину, становятся к роялю и поют, мы видим современных девушек, желающих понять, как выражали чувства полтора столетия назад, а не персонажей костюмной драмы. Так же и для нас все это не более чем попытка представить себя на месте слушателей романса. Вот разве что, как пишет участница спектакля в своем послании, у них были месяцы репетиций, чтобы обучиться этому языку. А у нас — только час с небольшим.