Над сценой, будто бы куклы, парят небольшие черные фигурки кораблей. Занавес раздвигается, и оказывается, что корабли — на самом деле головные уборы загадочных героев в костюмах в стиле рококо. Они то танцуют, то из крупных деталей собирают огромное ружье.

Затем за стеклом, в окошке мелкоскопа, появляется блоха — Диана Вишнева. Балерина впервые будет петь на сцене — она исполнит русскую старинную песню.

Диана Вишнева, балерина, прима Мариинского театра: «Понятно, что из меня не сделали блоху, насекомое. Но она как фарфоровая куколка, привезенная из Англии, свысока смотрит на все это и показывает, на что способна. Левша ее оживляет. С одной стороны, он ее подковывает, но он вселяет в нее душу, и она становится такой русской женщиной со своей горечью, печалью, страданиями и в то же время, как русская женщина, все это на себя принимает, делает это органично и гармонично».

«Оживлять» блоху будет герой Евгения Стычкина. Его персонаж в первых сценах совсем не тот умелец, что у Лескова. Скорее современный мастер, который может починить и очки, и айфон, и торшер. По сюжету он оказывается на одном из хитовых спектаклей Театра наций — «Горбачев». А потом «проваливается» в повесть Лескова. Инсценировку писал драматург «Гоголь-центра» и давний соавтор Диденко Валерий Печейкин.

Валерий Печейкин, драматург, сценарист: «Наш Левша говорит в том же духе, в той же интонации, но, конечно, рефлексирует о том, что происходит здесь и сейчас. Более того, обнаружилось, что этот конфликт традиционного российского глубинного взгляда на Европу мало в чем изменился за прошедшие уже практически несколько столетий. Очень интересно было работать с этой оптикой Левши».

Максим Диденко в третий раз ставит в Театре наций. Обратиться к «Левше» ему посоветовал худрук Евгений Миронов. Диденко говорит, что, по сути, его новый спектакль — исследование феномена русской хтони, а по жанру — борщ.

Максим Диденко, режиссер, хореограф: «Я всегда синтезирую очень разные жанры в одном произведении. В каком-то смысле это была шутка, но в каком-то смысле — нет. В силу того, что декорация супермонументальная, а мы репетировали в очень маленькой комнате, в которую, конечно, этот двухэтажный дом, металлический муравейник, не помещался, приходилось очень много сочинять просто в воображении, и мы все существовали внутри воображаемого пространства в течение полутора месяцев. В каком-то смысле каждый участник процесса привносил какой-то свой ингредиент. Декорация — это такой паркурный снаряд. Немножко спортивный спектакль. Мы каждый день как бы начинаем с тренировки. Существовать в этом спектакле артисту физически достаточно нелегко».