В Пятигорске прошел фестиваль театров малых городов России

Под эгидой Театра наций в Пятигорске прошел очередной, ХI фестиваль театров малых городов России (их в этот раз было 13). Афиша его была достойной, серьезной: два спектакля по Гоголю, два – по Чехову, Островский, а также Стриндберг, Макдонах, Фрил,  Джюндженоглу, Ажар в переложении Коляды, два современных имени – Богаев и Николаев. Фестиваль вновь подтвердил, что провинция – понятие исключительно географическое, и неоднократное участие в нем Прокопьевска, Минусинска, Лысьвы, Советска – свидетельство того, что эти малые города, живущие куда с большими социальными проблемами, чем миллионники, – подлинные центры театральной культуры.

По-прежнему в дефиците режиссеры. Часть спектаклей поставлена разовиками, но если это не лихой набег приезжего постановщика, а сотрудничество с театром, то результат будет со знаком «плюс». Как в случае с Лысьвенским театром, например. Так работает сегодня немалое число муниципальных театров страны. В Пятигорске мы наблюдали очевидный успех преимущественно малой формы: «Фрёкен Жюли», «Лавина», «Сиротливый Запад», «Нужен перевод», «Короли и капуста». Спектакли полномасштабные были уязвимы именно по части режиссуры.

Чеховские «Три сестры» Мытищинского театра драмы и комедии «ФЭСТ» из Московской области представлены фестивальной публике как спектакль «бодрый, стремительный и динамичный», но эти особенности решительно невозможно было в нем усмотреть. Как и разгадать режиссерский замысел (постановка Алексея Курганова). От спектакля осталось впечатление самостоятельных актерских работ. А они, по большей части, вызывали интерес. Нетривиальный Вершинин (Антон Кузьменко), неуверенный, застенчивый. Внешне спокойная Ольга (Татьяна Полянская) ценой огромных усилий – мы это видели! – пыталась  сохранить единство семьи, тепло дома, который неудержимо разрушался. И у каждого из Прозоровых была выигрышная сцена.Но из того, что в отдельности привлекало внимание, не складывалось художественное целое, и знаменитый финал прозвучал вполне формально.

Замах Минусинского драматического театра из Красноярского края на гоголевского «Ревизора» был, надо полагать, грандиозным, судя по  масштабным декорациям и намерению дать современную версию знаменитой пьесы (режиссура Алексея Песегова, сценография Александра Кузнецова). Но нынешние костюмы с приколотыми к лацкану пиджаков значками в виде российского триколора эпоху еще не делают. А вот финал поистине в духе времени. Какая там немая сцена?  Произнося свой горький монолог о необъяснимом затмении ума и услышав из темноты арки голос, известивший о приезде настоящего ревизора, городничий (очень узнаваемую фигуру представляет на сцене Игорь Фадеев), после секундного замешательства, улыбнувшись хитро и довольно, распахнул руки для объятия и решительным шагом пошел навстречу очередным аппаратным играм.

Хлестаков в исполнении Сергея Усикова – буквальная иллюстрация характеристики «ни то ни сё». Этот грузный, видавший виды немолодой человек, явно с криминальным прошлым, плывет себе неспешно по течению жизни, полагаясь на то, что кривая вывезет. Она и вывозит. Скорее всего, невозможность определить, кто перед ними, и ввела в заблуждение толпу уездных чиновников. К сожалению, ни кукольные копии Анны Андреевны и Марьи Антоновны, ни муляжная тройка с двукратной заменой колеса, тоже в цветах российского флага, ни вознесение городничего на верх арки  (видимо,  для усиления его победного чувства от предстоящих столичных перспектив) особых смыслов к спектаклю не добавляют.

То же самое можно сказать о сценических метафорах в «Бесприданнице» А.Островского – версию пьесы сделал московский режиссер Артемий Николаев для спектакля Каменск-Уральского театра «Драма номер три» (Свердловская область). Вся предыстория романа Ларисы и Паратова вынесена в лирическую экспозицию спектакля. Они вместе, они любят. Прогулки, объятия, безмятежность, белые одежды.

Подробные события разворачиваются через год. Они обставлены с богатой выдумкой, заставляющей мучительно соображать, к чему некое подобие гроба с контрабасом, который то заколачивают, то открывают; бумажный пароходик в финале, повсюду расставленные корзины с яблоками… И в этом ряду – трюковая фигура Робинзона, которому самое место на обочине сценической истории, а не в центре событий.

Однако среди фруктового изобилия сцена с мандаринами имеет смысл. Она заканчивается объятием, и в нем – и покаяние Паратова, и прощение Ларисы, и неостывшее чувство, и воспоминание о молодой игре, которая, видимо, между ними была. Этой сцене не хватает другого Паратова. Нынешний  по возрасту в отцы годится нежной и хрупкой Ларисе. Но не в этом дело. И не в том, что он не роковой красавец с лицом профессионального соблазнителя. Мы должны были увидеть Паратова глазами влюбленной Ларисы. Не выходит. Этот Паратов, обликом и манерами больше похожий на приказчика и демонстрирующий свою победную силу в основном на бедном Карандышеве, как-то из другой истории.

На передний план в спектакле выходит Кнуров. В исполнении Геннадия Ильина это внушительная фигура. Несмотря на недвусмысленное предложение Ларисе, Мокий Парменыч не выглядит пошляком. Он искренне сочувствует ей, восхищается ее достоинствами и несомненно добр. Привнесение образов, параллельных сценической истории, оказалось приемом вполне распространенным. С особой щедростью они внедрены  в спектакль по чеховскому рассказу «Медведь» «Тильзит-театра» из Советска Калининградской области; постановочная группа – Вилюс Малинаускас (режиссер),  Кристина Каспаравичене (сценограф), Иоланта Римкуте (художник по костюмам).

Чего в этом «Медведе» только нет! Бенефис Луки, четверть часа развлекающего публику то подметанием, то поминанием усопших и рюмкой за здравие. Наглядно представленная «покупка овса» захватывает приличный кусок театрального действия без всякой надобности для рассказа о ненависти, стремительно перетекшей в любовь. Кокетливые барышни обихаживают Смирнова, концертируют вместе с лакеем, играя на ложках, и выполняют подручную работу.

Есть сцены, убедительно сыгранные артистами, однако шесть главных персонажей в «Медведе» – перебор! Музейная экспозиция в качестве декорации вполне логична, но в движении истории она не участвует, и финал оказывается смазанным. В спектакле «Madame Rosa» тоже много «параллельного»: мимы, виды прошловекового Парижа, необязательный музыкальный ряд и даже персонажи, роль которых туманна. Пьесу по роману Э.Ажара «Вся жизнь впереди» написал Н.Коляда, а режиссер Юлия Батурина (Серовский театр драмы  им. А.П.Чехова из Свердловской области) сочинила на этой основе трагикомедию в стиле «kammerspiele». Марианна Незлученко (мадам Роза) и Геннадий Масленников (Момо) сыграли одиноких людей, каждый из которых стал для другого целым миром. Поэтому появление отца воспринимается мальчиком как грубое вторжение в этот мир.

Настояна на нежности и горечи сцена в подвале, где зажигаются свечи меноры и устраивается  «blumentag» – день цветов. А довольно объемный монолог Момо у рампы производит гораздо более сильное впечатление, чем сценические эффекты, которые наверняка не призваны только расцветить происходящее, однако эмоциональной силы не имеют. Было ощущение длинных подступов к самой истории, которая только во втором действии захватывает и бередит душу. Эта несоразмерность была замечена и в других спектаклях. В частности, «Нужен перевод» Б.Фрила Прокопьевского драматического театра им. Ленинского комсомола из Кемеровской области.

Пьеса о далеких временах и дальних краях отзывается поразительными ассоциациями с нашим недавним прошлым, саднящим в памяти целых народов. Английские военные приехали в ирландскую деревню составить топографическую карту, после чего испокон веков существующие названия будут звучать по-английски – это сюжетная канва пьесы. По существу у жителей деревни пытаются насильственно отнять родной язык, под корень подрубить основы национальной культуры.

На обсуждении режиссеру Павлу Зобнину поставили в упрек замедленное течение первого акта, в котором по существу еще не происходит событий, а прелюдия к ним оказывается равной напряженному второму акту, в котором произнесен ультиматум, и надо на него ответить. Тут-то и начинаются волнующие события, и играют актеры (трое из которых – студенты) замечательно.

В коллективном портрете деревни каждый человек скроен по собственной мерке. Один наполняет свою жизнь изучением латыни и греческого и намерен жениться на Афине Палладе. Другая, рассудительная, считает, что надо учить английский – так уж обстоятельства складываются. Третий, беззаботный мальчишка, мгновенно становится серьезным, как только понимает, что может произойти со всеми.

В спектакле есть пронзительные сцены зарождения любви, узнавания друг друга. Они сочинены с той долей театральной условности, в которую моментально веришь (русский язык звучит как два разных языка), и сыграны они тонко, трепетно Екатериной Грибановой (Мейре) и Андреем Щербаковым (Йолланд).

Что мешало спектаклю по пьесе О.Богаева «Dawn way. Дорога вниз без остановок»?  Режиссер Рыбинского драматического театра из Ярославской области Антон Неробов и художник Татьяна Петрушова прочли ее как урбанистическую историю с галереей типов, сатирически заостренных и представляющих довольно полный социальный срез общества. Однако длить эти микросюжеты можно бесконечно, и зрительское внимание к ним постепенно ослабевает, хотя актеры играют с эстрадной броскостью и щедры на гротесковые краски.

Заявленная в видеоэкспозиции картина мира и принцип его построения предполагали хоть какую-то степень сопряжения с теми блиц-историями, что чередой проходят перед нами. Каким свойством наделены кубики, которые настойчиво предлагает ангел всем проезжающим, и вообще что это за фигура? Присутствие ангела в спектакле вряд ли должно ограничиться сюжетной ролью персонажа, провоцирующего остальных на разоблачающие их поступки.

Несколько спектаклей оставили очень сильное впечатление, но тоже с некоторыми «но». «Фрёкен Жюли» А.Стриндберга – режиссерский дебют артиста Новокуйбышевского театра-студии «Грань» из Самарской области Дениса Бокурадзе. Сценограф Алиса Якиманская (она и художник по костюмам)  организует для «ночи невинных забав» мрачную среду в серо-коричневатых тонах. И одежда персонажей тусклая. Разве что фрёкен в предотъездной эйфории появится в вызывающе яркой, красных тонов, юбке – знаке призрачной надежды на перемену участи.

Режиссер в непрямой, невербальной форме представляет нам атмосферу  в доме. Напряженная жизнь трех людей, их отношения – это острые углы и ломаные линии. Без слов понятно их жестокое противостояние, и то, что ничем хорошим оно кончиться не может. Драма дальше развивается по своим законам, а пластические ее формы остаются некоей заставкой к спектаклю, а не элементом ее стилистики.

Жан – Павел Макаров вовсе не производит впечатления человека, наделенного той природной силой, которая мучит и вводит в грех его хозяйку. Тут пальму первенства надо отдать его партнершам: Алине Костюк, сыгравшей девушку с железным пониманием того, по каким правилам надо жить, и Юлии Бокурадзе, в царственной героине которой кипит страсть в запредельном градусе.

Неравнозначность актерских работ снижает уровень спектакля по
М. Макдонаху, который в российских театрах воспринимается как «наш автор». Таковым он стал и для Сарапульского драматического театра из Удмуртии, где Олег Степанов поставил «Сиротливый Запад». Два ярких артиста: Алексей Агапов (Коулмен) и Артем Шевченко (Вален) – играют непримиримую вражду.

Первое действие в основном катит по сюжету, второе – выходит на более сложный художественный уровень. Быт вообще отступает, обнажается парадоксальное существование людей, которые плохо понимают сами себя. Попытка примирения – ключевая сцена спектакля. Оба с недоверием, с опаской подпускают к себе друг друга, пробуя притушить свою давнюю заскорузлую ненависть, покаяться, простить. Главный страх – быть непонятым, переборщить в откровенности, обнажить слабое место для возможного удара. Нюансы этой внутренней борьбы с особой наглядностью передает А.Шевченко. Просто мы видим процесс: как Вален в доли секунды решает, принять ли новое чудовищное признание брата, отступить, успеть справиться с шоком.

Ценой жизни отец Уэлш (Сергей Дубовиков) спровоцировал попытку братьев достучаться друг до друга. Однако его письмо играет в спектакле более значительную роль, чем он сам. Далекий от аскезы, угрюмый  священник каким появляется на сцене, таким и уходит. Что стало последней каплей, переполнившей чашу его жизни? Что толкнуло на грех самоубийства? Такая недопроявленная история.

Еще один коллектив из Удмуртии – драматический театр «Парафраз» из города Глазова создал спектакль «Короли и капуста» в технике вербатим (сценография и постановка Дамира Салимзянова). Интервью с горожанами, которых явно коснулась рука редактора, стали литературной основой спектакля. Он так скроен, что всё происходящее на сцене – и по жизненной правде, и по театральной. Недаром персонажи носят имена актеров – они ведь варятся в той же действительности, где всё и всем до боли знакомо, начиная с котов в подъезде и заканчивая телесъемкой, где «при живой тыкве, про тыкву», а надо снимать отдельно от людей, ее вырастивших. Это царство абсурда, который признан и узаконен. Чтобы чувствовать себя в нем естественно, надо самому быть с заскоками. «Без заскоков ненатурально». Поэтому давать пугалам имена и шить им обновку к празднику – занятие ничем не хуже других. Несмотря на очевидный идиотизм этих реалий, спектакль при всем при том жизнерадостный. Артисты хороши. Любаня (Любовь Бердова) – это вообще кардинальный женский тип русской провинции: где надо – слукавит, простушкой прикинется; снисходительна к чужим слабостям, добра и неглупа. Со своими заскоками – колоритная телевизионная пара (Анна Сабурова и Павел Шарыгин).

Исход из огородного рая хоть и произошел под давлением внешних обстоятельств (кто продал участок, кто уехал, у кого дом сгорел), случилось бы это рано или поздно. Счастье скоротечно. Походили в коронах, порадовались свободе – пришел срок раскороноваться. Порвали дачники на мелкие клочки свои временные знаки независимости и бросили под ноги… А спектакль всё равно жизнерадостный!

Оптимистично заканчивается история, произошедшая в горном селении. «Лавина» – так называется пьеса Т. Джюндженоглу, по которой  режиссер Радион Букаев поставил спектакль (национальный театр республики Адыгея имени И.С.Цея, г. Майкоп). Хотя, надо заметить, ситуация разрешается в пользу жизни вопреки логике ее развития. Ужас, который впитывается не одним поколением с молоком матери, не вытравляется таким простым ходом, как удачное стечение обстоятельств.

Не лишенная фарсовых мотивов драма разыгрывается в камерном пространстве по законам психологического театра. На обсуждении спектакля звучала мысль о том, что традиции горских народов с их беспрекословным почитанием старших, неукоснительным следованием закону, который веками правит человеческим сообществом, восприняты национальным театром на абсолютно естественном, нутряном уровне. Одним мастерством такой материал не взять.

Еще раз встречаемся со странной презентацией спектакля в фестивальном буклете – на этот раз «Облако-рай» по пьесе Г.Николаева в режиссуре Славы Тыщука и оформлении Екатерины Галактионовой. Якобы он «о невероятной жажде жизни, любви, новых впечатлений». Ничего этого и близко нет. Зато есть точный подзаголовок к названию: «Звездный час по местному времени». А местное время для людей в нашей стране разное и  зависит не от часовых поясов, а от совсем другого обстоятельства.

Быта в спектакле Лысьвенского театра драмы им. А.Савина (Пермский край) вроде нет, и в то же время он есть – это аскетично-безликий быт производства. Ведь люди живут в замкнутом цикле: дом – работа, дом – работа… Жизнь такая, бессобытийная и беспросветная. А для такого недотепы, как Коля (Кирилл Имеров),– вдвойне. Все его шпыняют, воспринимая  как ходячее недоразумение. Поэтому настоящим потрясением становится момент, когда у него спрашивают, а он отвечает! Впервые за свою незадачливую жизнь Коля почувствовал себя среди людей своим, а не изгоем.Почти глухая замызганная стена приближается к рампе до тех пор, пока не сбрасывает Колю. И вот он теперь нигде. «Жизнь – она не для всех», – как говорила мадам Роза. Тот самый трагифарсовый случай.

Артисты Новошахтинского драматического театра второй раз участвуют в фестивале театров малых городов России. Нынче тоже с Гоголем: пьесой Н.Садур «Панночка» по повести «Вий» (режиссура и сценография Александра Хухлина). Как это нередко бывает, на своей площадке спектакль был более отчетливым и в замысле, и в исполнении. Сказались и необходимость ночного монтирования декораций, и невозможность отрепетировать. Но артисты сделали всё, что могли в этих условиях.

Увидеть еще 12 спектаклей из разных регионов страны, слушать их аналитический разбор, общаться с коллегами, участвовать в тренингах – это театральное счастье. Убедиться в том, что театры строят репертуар вовсе не в расчете на зарабатывание денег, даже если они единственные в своем городе. Счастье, что такой театр выстоял, несмотря на трудности, которых не счесть. И вообще он хорош тем, что в нем всё возможно: быть одновременно взрослым и ребенком, жениться на Афине Палладе, короноваться всем дачным сообществом…