„Труд” считает, что зрелище нужно воспринимать интуитивно, не ломая голову над его усложненной символикой.

Пьеса нобелевского лауреата Альбера Камю необычайно сложна сама по себе. Она показывает экзистенциальный ужас человека, осознавшего свою смертность и несовершенство мира, его отчаянную попытку этот мир переделать, докопаться до истины и достичь абсолютной свободы хотя бы за счет
других. Режиссеры обычно стараются облегчить зрителям восприятие этого текста, развлекая картинами римского разврата (как это было у Андрея Житинкина) или давая очевидные подсказки (например, у болгарина Явора Гырдева костюмы и декорации были выдержаны в красно-черных фашистских тонах).

Но Эймунтас Някрошюс в своих постановках никогда не дает готовых ответов. Он заставляет зрителей работать так же напряженно, как и актеров на сцене. А какие титанические внутренние усилия — при минимуме внешних эффектов — приходится прилагать артистам, видно невооруженным взглядом. В конце спектакля Евгений Миронов таскает по сцене большие камни (любимый элемент сценографии Някрошюса), но кажется, что он этим занимался все четыре часа. Его герой — не деспот, не исчадие ада, не помешавшийся невротик. И тот суровый взгляд из-под бровей, который преследует со всех афиш, в общем-то не соответствует сценическому образу. Этот Калигула чужд излишней экспрессии, говорит тихим голосом и поначалу выглядит как растерянный мальчик. Больше всего он терзает себя, а не других. Это Гамлет времен Нерона и Сенеки, вынужденный мстить за существующий миропорядок всем подряд — богам и самой жизни.

Чтобы оттенить объемную романтическую фигуру императора-страдальца, его окружение сделано одномерно-характерным. Известно, что Някрошюс любит, нащупывая зерно роли, уподоблять своих героев животным. Например, Лопахина в „Вишневом саде” он называл волком-одиночкой. Если продолжать аналогии, очевидно, что друг Цезаря Геликон (Игорь Гордин) здесь — верный пес, для которого на сцене имеется специальная будка. А его любовница Цезония — ручная черная галка. Конечно, роль Марии Мироновой, одна из самых удачных в спектакле, не исчерпывается этим анималистическим сравнением. Ее героиня, мягкая и женственная в первом акте, постепенно превращается в трагическую клоунессу с глазами, полными отчаяния.

При всем трагическом накале спектакль не лишен юмора. Чего стоит одно появление императора, изображающего богиню Венеру, в тазике с мыльной пеной. Как всегда у Някрошюса, спектакль полон фирменных режиссерских метафор. Их можно разгадывать как сложные масонские символы, но, наверное, правильнее не ломать голову над каждым знаком, а воспринимать все на интуитивном уровне, впитывать кожей. Цезония то и дело прикладывает мокрые пальцы к горячему утюгу, издавая характерное шипение испаряющейся влаги. Умершая сестра Калигулы Друзилла, которая призраком бродит по сцене, ранит и обжигает босые ноги. Да и серый шершавый шифер, из которого выстроены декорации, тоже будто царапает взгляд, создает ощущение жесткости и дискомфорта. Ну, а самая сильная, финальная сцена, когда Калигула прыгает навстречу смерти в толпу, ощетинившуюся осколками битого зеркала, пожалуй, будет понятна каждому без комментариев.

Цитаты

Евгений Миронов, актер:

— Это был серьезнейший честный труд почти на пределе возможного. Мы полтора месяца не расставались, репетиции шли с утра до вечера каждый день. Единственный выходной за все это время у нас был 1 января.

Но эти дни в „монастыре” с Някрошюсом стоят многих лет работы
с другими: процесс репетиций и общения с мастером меняет многое внутри тебя, происходит глобальная трансформация. Я бы не прекращал это ни на секунду и не заканчивал никогда.

Мария Миронова, актриса:

— У меня подобного рода ролей никогда не было ни в театре, ни в кино. Я совершенно не знала, как это играть. Эймунтас Някрошюс абсолютно выбивает из какой-то привычной колеи, и только в этот момент начинает что-то рождаться. Я очень благодарна режиссеру за то, что он снял с меня те налеты, которые постепенно образуются на актере. Моя героиня сильная, но сломленная женщина. Она живет одной любовью — вот этим она мне и близка.