Театр Наций начинает премьерные показы „Калигулы” по пьесе классика французского абсурдизма и экзистенциализма, писателя и философа, лауреата Нобелевской премии Альбера Камю. Заглавную роль в постановке литовского мэтра Эймунтаса Някрошюса играет худрук Театра Наций Евгений Миронов. До „Калигулы” у Някрошюса уже был опыт совместной работы с Мироновым. В 2003 году по заказу Фонда Станиславского знаменитый литовец поставил в Москве „Вишневый сад”, в котором Миронов сыграл Лопахина. В том же спектакле был занят и Игорь Гордин, тогда еще не очень известный артист МТЮЗа, а ныне один из самых интересных актеров Москвы, вместе с Марией Мироновой (постоянной участницей проектов Театра Наций) и питерцем Алексеем Девотченко возглавляющий список новой московской „сборной” Някрошюса.

Первый вариант пьесы Камю о Калигуле, оставшемся в истории как один из самых кровавых тиранов Древнего Рима, был написан накануне Второй мировой войны — в 1939 году. Однако опубликовать пьесу писатель смог только в 1944-м. Через год с изменениями, которые автор внес в текст после войны, „Калигула” был поставлен в Париже. Первым исполнителем заглавной роли был Жерар Филипп.

С тех пор „Калигула” считается одной из наиболее значительных пьес мирового репертуара. Тем не менее у нас до конца 1980-х годов пьеса о том, как из тонко чувствующего юноши может вырасти тиран, людоед, палач и извращенец, по понятным причинам никогда не ставилась. Самая известная московская постановка „Калигулы” была осуществлена Петром Фоменко. Ею в 1990 году в Театре им. Моссовета открылась Сцена под крышей.

Спектакль Фоменко с участием Олега Меньшикова в роли Калигулы два года шел с аншлагами, обусловленными, конечно, не только громкими именами режиссера и исполнителя заглавной роли, но и темой пьесы. До Меньшикова заглавную роль в „Калигуле” Камю довелось исполнить Виктору Авилову (1989, Театр на Юго-Западе, реж. В. Белякович), а позже — Александру Балуеву (1991, Театр им. Ермоловой, реж. А. Житинкин), Константину Хабенскому (1998, Театр им. Ленсовета, реж. Ю. Бутусов) и Владимиру Епифанцеву (2004, Театр им. Вахтангова, реж. П. Сафонов). За 20 лет всего пять интерпретаций разного достоинства — такова небогатая отечественная история постановок пьесы, о которой у нас так долго мечтали, пока она была под запретом, и которую так легко забыли, когда она стала доступной.

Что было тому причиной? Возможно, время. Как ни странно это прозвучит в отношении пьесы о природе тирании — о вечной теме, не имеющей „срока годности”. И тем не менее.

Строго говоря, уже в 1990-м, когда Петр Фоменко осуществил свой давний замысел и наконец поставил „Калигулу”, его постановка казалась запоздавшей. А через несколько месяцев после премьеры, после августа 1991-го, предсмертные слова Калигулы „я еще жив”, которыми заканчивается пьеса Камю, не звучали уже вовсе. Во всяком случае, звучали не так, как должны были. Наивность, порожденная августовской эйфорией свободы у Белого дома, не позволила публике соответствовать тексту Камю. Тогда страшные монологи Калигулы казались неуместным и слишком литературным предостережением.

Теперь же, когда калигуловское „я еще жив” звучит как констатация факта, мы можем соответствовать пьесе Камю в полной мере. И даже если кому-то на премьере „Калигулы” покажется, что в спектакле Някрошюса отразилось не наше время, но вечность, исторический контекст, в который мы все попали, уже не даст тексту прозвучать не к месту и не вовремя.