«Киллер Джо» в постановке Явора Гырдева
На программке подзаголовок – «Техас слезам не верит» (привет коллективному бессознательному принимающей стороны). Внутри – выдержка из философской статьи немецкого богослова и участника антинацистского сопротивления Дитриха Бонхеффера о глупости, которая опаснее и страшнее любого зла. Болгарский режиссер Явор Гырдев (фильм «Дзифт», спектакль «Метод Грёнхольма») в спектакле «Киллер Джо» ставит перед собой глобальные вопросы – что есть вина и катарсис для стремительно деградирующего человека.
Американский драматург Трейси Леттс (официант, мойщик посуды, актер, драматург, лауреат «Тони», премии Оливье, Пулитцеровской и Джефф) впервые предстал перед российской публикой, которая уже познакомилась с его адептами – Тарантино, братьями Коэнами и крайне востребованным сейчас на российской сцене Марином МакДонахом. «Киллер Джо» написан аж в 1991 году, хоть и кажется порой «младшим братом» макдонаховских скорбных духом ирландцев.
Кстати, именно Явор Гырдев познакомил некогда российских театралов с именем Мак-Донаха. Так что его новое появление на российской сцене продолжает линию некоего прозападного культуррегентства.
Давний коллега режиссера художник Никола Тороманов выстроил на сцене фургон в натуральную величину, у которого в прологе откидывается всамделишная «четвертая стена», точно приглашая публику заглянуть внутрь кинопавильона (или в пространство 3D – кому как нравится). Ибо режиссер сознательно скрещивает театральный реализм с духом киношного экшена, триллера и даже хоррора. Открытий такой «коктейль» особых не делает, но бодрит, как настоящий энергетик.
Фургон-трейлер, набитый случайной дешевкой, стал постоянным домом для семьи с самой распространенной английской фамилией. Надувной диван, автомобильное кресло, раскладные стульчики, фастфуд в картонках вместо тарелок, биотуалет, которым не преминул воспользоваться пасынок, только что прикрикнувший на полураздетую мачеху...
Жизнь свелась к основным инстинктам, мышление – к спонтанным импульсам (тот, кто способен продумать на ход вперед, кажется невозможным интеллектуалом), потребности стали простейшими. Смиты – отец-тряпка (Андрей Фомин), его вторая жена-потаскуха (Елена Морозова), сын-придурок (Александр Новин) и дочка-лунатик (Юлия Пересильд) – затеяли семейное предприятие: заказать маму-алкоголичку, недавно застраховавшую свою жизнь. «Креатив» принадлежал второму мужу мамы, который, видимо, был гораздо лучше осведомлен, кто будет истинным выгодоприобретателем (именно так на юридическом квазиязыке называется получатель страховки). Для осуществления затеянного нанимается некий киллер Джо Купер (Виталий Хаев).
Для экономии сил, средств и мозговых усилий в свободное от киллерства время он работает полицейским (или наоборот). Дурную услугу создателям спектакля это сообщение не окажет, так как все карты выложены заранее, и вот этими краплеными открытыми картами здесь играют в подкидного. Интриги, загадки, неожиданные сюжетные ходы – эти глупости вы оставьте старинному искусству. Мы с вами наблюдаем сцены из жизни насекомых: кто кого пожрет быстрее.
Фомин и Новин играют ровно то, что предложено им драматургом: тряпку-отца и сына, не в пример отцу наделенного жизненной энергией и даже каким-никаким идеалом (освободить свою жизнь от губительных зависимостей и даже спасти сестру-дурочку, которую он только что использовал в грязной игре, подложив ее копу в качестве залога). Вот вам доказательство: наличие идеала при отсутствии мозгов – страшная штука. Елена Морозова скользит по грани между слишком заземленной, расчетливой потаскушкой и загадочной незнакомкой: это сочетание несочетаемого всегда вызывает в ней интерес. Точнее всего вкус к жанру «почерневшей от страха комедии» чувствуют Юлия Пересильд (ее героиня – нежная бестия, ласковая идиотка, совершенно потерявшая все системы координат, возвращает себе чувство реальности, паля из пистолета в своих родных) и Виталий Хаев, сыгравший помимо всех киношных цитат воландову горечь о человеческой природе.
Но сам режиссер, умно рассуждающий – то ли хитрый жанр ускользнул из его рук, то ли реальных прототипов у Смитов стало так много, что смеяться над ними расхотелось.